ТЕКСТ: Ирина Мальцева
Каждое воскресенье над селом плывет звон. Звонари у нас тут молодые, и все из понаехавших. Местный пономарь изредка забирается на колокольню, хлебнуть простора, но сам не звонит: «Стар я уже». Звонят к восьми тридцати, а в девять по зимнему расписанию начинается служба. В обычное воскресенье в храме с десяток прихожан. Если большой праздник, то бывает и до ста человек. В деревне нет сейчас ни богоборчества, ни богоискательства. А место религии в укладе есть, и оно не большое, но пока еще важное, как место икон в красном углу. И занято это место православием. Потому тут не приживаются новые варианты общения с высшими силами: ни свидетели Иеговы, ни кришнаиты, ни какие другие баптисты.
Храм старый. Когда-то его построили, он был известен помощью в бесплодии, и много бездетных пар приезжало молиться. Потом пришла война, в колокольне засел снайпер. Снять его смогли только снарядом, и всю колокольню снесло подчистую. Храм остался целенький, даже выбоин от выстрелов не найти. Что удивительно, ибо бились с немцами здесь люто, и до сих пор вокруг по холмам всюду заплывшие рытвины от разрывов. Но дело давнее, и все привыкли уже к тому, что церковь стоит без колокольни. Пяток колоколов хранились внутри здания, и выносили их только на Пасху. Съезжались мужики, поднимали их на канатах на временную звонницу, и каждый, кто хотел, по старинному обычаю, мог дождаться своей очереди и дозвониться до отца небесного.
Так бы и было, если бы однажды не приехал человек, который искал себе место, чтобы построить дом. Дом ему надо было такой, какой он во сне увидел: чтобы за спиной храм и впереди храм. Так что наше село подходило: в семи километрах как раз виднеется церковь соседней деревни. Человек выкупил пустырь и построил дом, который теперь видно отовсюду. – В моем сне колокольня была, - добавил он потом. Нашел спонсоров, добавил своего, подписал на богоугодное дело местных мужиков, и таки построил колокольню. Невысокую, из старого кирпича, но звук дает сильный и далеко.
Раньше в храме были певчие бабули. Теперь не поют, и появляются редко: старость съела суставы и выпила очи. Старухи пели канон и народные «божественные» песни. Теперь некому, и потому в храме иной раз звучит только один голос священника.
Нынешний батюшка, которого на селе зовут «гренадер» за выправку и тягу к казачеству, сам таскает дрова для церковной печи, штукатурит стены наравне с нанятыми отделочниками и хлопочет насчет уборки мусора, поскольку местные жители, греха не ведая, снова устроили стихийную помойку почти под окнами церкви.
Священники тут меняются довольно часто, и старухи ходят смотреть, как в «поповский дом» заселяется новая семья. Как в армии – одного посылают в соседний приход, другой является ему на смену со чадами и домочадцами, никто не знает, когда и куда его перебросят в будущем, потому корни пустить трудно. Местные внимательно наблюдают за новым пастырем, даже те, кто в храм не ходит. А если им батюшка не по нраву, то в благочиние начинают потоком идти кляузы – и до того здоровы старушенции писать подметные письма, что иной раз даже являются проверяющие и батюшку таки снимают. Доходы от прихода скудны, и священник сильно зависит от того, скинутся ли местные на его прокорм картохой и капустой, будет ли чье отпеванье в этот месяц, или нет. Венчаются редко, и крестин почти не бывает: некого женить и крестить. Поэтому ни озолотиться, ни хотя бы нормально зарабатывать на службе Господу в нашей деревне не получается. Но нынешнего батюшку любят, и оттого в делах помогают охотно.
И все же в храм не ходят. В селе за две тысячи жителей, а прихожан в десятки раз меньше. Те, что старше пятидесяти, идут в церковь сугубо по нужде – корова там заболела, или родителей помянуть в годовщину. Те, что младше двадцати, являются туда только в большие праздники, и им, похоже, увлекательна не служба, а ночной крестный ход, и возможность поколобродить вместе вокруг церкви. Со старухами другой расклад. Некоторые не ходят в храм, даже обладая глубокой верою, обширным иконостасом и почти староверческим укладом. Далеко потому что, на пятнадцать километров село растянулось. Другие не ходят, обидевшись в стародавние времена за что-нибудь на давно уехавшего попа. И дело давнее, и обида стерлась – а не ходят. Третьи, как мне кажется со стороны, молитву творят в работе на земле, а почитают как божественное все вокруг.
- А я в церковь-то не хожу, - говорит задумчиво баба Нюра. – Зачем мне туда: вот же оно все!
Храм старый. Когда-то его построили, он был известен помощью в бесплодии, и много бездетных пар приезжало молиться. Потом пришла война, в колокольне засел снайпер. Снять его смогли только снарядом, и всю колокольню снесло подчистую. Храм остался целенький, даже выбоин от выстрелов не найти. Что удивительно, ибо бились с немцами здесь люто, и до сих пор вокруг по холмам всюду заплывшие рытвины от разрывов. Но дело давнее, и все привыкли уже к тому, что церковь стоит без колокольни. Пяток колоколов хранились внутри здания, и выносили их только на Пасху. Съезжались мужики, поднимали их на канатах на временную звонницу, и каждый, кто хотел, по старинному обычаю, мог дождаться своей очереди и дозвониться до отца небесного.
Так бы и было, если бы однажды не приехал человек, который искал себе место, чтобы построить дом. Дом ему надо было такой, какой он во сне увидел: чтобы за спиной храм и впереди храм. Так что наше село подходило: в семи километрах как раз виднеется церковь соседней деревни. Человек выкупил пустырь и построил дом, который теперь видно отовсюду. – В моем сне колокольня была, - добавил он потом. Нашел спонсоров, добавил своего, подписал на богоугодное дело местных мужиков, и таки построил колокольню. Невысокую, из старого кирпича, но звук дает сильный и далеко.
Раньше в храме были певчие бабули. Теперь не поют, и появляются редко: старость съела суставы и выпила очи. Старухи пели канон и народные «божественные» песни. Теперь некому, и потому в храме иной раз звучит только один голос священника.
Нынешний батюшка, которого на селе зовут «гренадер» за выправку и тягу к казачеству, сам таскает дрова для церковной печи, штукатурит стены наравне с нанятыми отделочниками и хлопочет насчет уборки мусора, поскольку местные жители, греха не ведая, снова устроили стихийную помойку почти под окнами церкви.
Священники тут меняются довольно часто, и старухи ходят смотреть, как в «поповский дом» заселяется новая семья. Как в армии – одного посылают в соседний приход, другой является ему на смену со чадами и домочадцами, никто не знает, когда и куда его перебросят в будущем, потому корни пустить трудно. Местные внимательно наблюдают за новым пастырем, даже те, кто в храм не ходит. А если им батюшка не по нраву, то в благочиние начинают потоком идти кляузы – и до того здоровы старушенции писать подметные письма, что иной раз даже являются проверяющие и батюшку таки снимают. Доходы от прихода скудны, и священник сильно зависит от того, скинутся ли местные на его прокорм картохой и капустой, будет ли чье отпеванье в этот месяц, или нет. Венчаются редко, и крестин почти не бывает: некого женить и крестить. Поэтому ни озолотиться, ни хотя бы нормально зарабатывать на службе Господу в нашей деревне не получается. Но нынешнего батюшку любят, и оттого в делах помогают охотно.
И все же в храм не ходят. В селе за две тысячи жителей, а прихожан в десятки раз меньше. Те, что старше пятидесяти, идут в церковь сугубо по нужде – корова там заболела, или родителей помянуть в годовщину. Те, что младше двадцати, являются туда только в большие праздники, и им, похоже, увлекательна не служба, а ночной крестный ход, и возможность поколобродить вместе вокруг церкви. Со старухами другой расклад. Некоторые не ходят в храм, даже обладая глубокой верою, обширным иконостасом и почти староверческим укладом. Далеко потому что, на пятнадцать километров село растянулось. Другие не ходят, обидевшись в стародавние времена за что-нибудь на давно уехавшего попа. И дело давнее, и обида стерлась – а не ходят. Третьи, как мне кажется со стороны, молитву творят в работе на земле, а почитают как божественное все вокруг.
- А я в церковь-то не хожу, - говорит задумчиво баба Нюра. – Зачем мне туда: вот же оно все!
И указывает руками на древние яблони, на холмы, на небеса и далекий лес. И тут невольно вспоминается Бродский: «В деревне Бог живет не по углам, как думают насмешники – а всюду. Он освящает кровлю и посуду и честно двери делит пополам...».
И глядя на старуху, которая успевает заметить замысел творца среди своих безостановочных хлопот, я снова думаю о том, что из-под православия все еще виден, и всегда будет виден подол язычества. Да и как без этого в деревне. С ее домовыми, банными, чуром, кикиморами в соседнем лесу и глазливыми соседками. А никак.
И глядя на старуху, которая успевает заметить замысел творца среди своих безостановочных хлопот, я снова думаю о том, что из-под православия все еще виден, и всегда будет виден подол язычества. Да и как без этого в деревне. С ее домовыми, банными, чуром, кикиморами в соседнем лесу и глазливыми соседками. А никак.
Читайте также:
 |
Лето в деревне: думать некогда
|
 |
Как сойти за хорошего человека в деревне
|
|
 |
Записки из деревни: поуехали там
|
 |
Как жители деревни обращаются со своими животными
|
|
 |
Записки из деревни: Где этот дом?
|
 |
Мужчина в деревне узнает себе цену
|
|
 |
Записки из деревни: гастрономия натурального хозяйства
|
 |
Женщина в деревне больше гуляет и дольше спит
|
|
 |
Как и на что жить в деревне?
|
 |
«В деревне Бог живет не по углам…»
|
|
 |
Жизнь в деревне и отношения с местными
|
 |
Есть ли власть в деревне?
|
|
 |
Заготовки на зиму – необходимый навык в деревне
|
 |
Деревенские дети сами просятся в школу
|
|
 |
Как в деревне обходятся без оперы и 3D-фильмов
|
 |
В современной деревне сохраняют русские печи
|
|
 |
Жители деревни умеют устраиваться с удобствами
|
 |
Как встречают Новый Год в деревне
|
|
 |
Секреты долголетия деревенских жителей
|
 |
Кто и как проводит зимние каникулы в деревне | |
 |
Деревенские живут с дикими зверями по-соседски |
 |
Деревня под снегом: неспешно и весело |
