Губерния 5 февраля 2015, 12:40

Дело о «Ежели» Марии Соколовской

О том, как было раскрыто преступление века (мы пытались выяснить, «Быть в России поэтом — приговор?») и обнародованы засекреченные ранние материалы Дела, читайте в тексте следователя Юлии Репринцевой «КВЕСТ! У четырёх воронежских поэтесс в Год литературы вышло по книжке».

Досье

Мария Соколовская, по делу проходит под кодовым именем «Бунтарь», 26 лет
Стихи пишет с 14 лет.

Уже на первых порах своей преступной деятельности зарекомендовала себя как бунтарь и разрушитель традиций.

В 17 лет, будучи студенткой, вместе с сообщницей организовала литературный клуб «Союз свободных поэтов Менестрели» (более известный под кодовым сокращением «ССПиМ»).

Из справки об истории создания клуба «ССПиМ» (уровень секретности приложенных к досье материалов — «Особо секретно»):

«Это был один из первых молодёжных клубов, который пошёл на контакт с Союзом писателей. Позже Соколовская вспоминала: “Нам, молодёжи, было совершенно не интересно в существовавших Союзах. Куда бы ты не приходил, местный седовласый руководитель начинал тебя учить, как ты должен писать стихи и как ты должен жить. Мол, ты всё делаешь неправильно. Смотришь на этого седовласого, и не понимаешь: а почему ты должен его слушать? Он не гений. Если бы Пушкин перед тобой вещал, это было бы другое дело. Поэтому мы создали свой клуб без руководителя! И очень многие не любили наш Союз! За то, что мы “почему-то не выгоняем людей — это ж не фига не Бродский”. Мне было всё равно! Мы хотели писать! Мы хотели общаться! Мы не любим, когда нас поучают! И это — мой формат!».

Соколовская собрала вокруг себя и своих идей сообщников и начала организовывать поэтические перформансы в Воронеже.

Были замечена на выступлениях в Воронеже и области, в Москве, Питере, Благовещенске. В клубах, пабах, магазинах, библиотеках, концертных залах и на улице.

В 2014 году Соколовская отошла от дел, закрыла «ССПиМ», но стихи писать не перестала до сих пор. По воспоминаниям Соколовской, в тот период у неё «начался новый жизненный этап». Из объяснительной записки, написанной Соколовской: «Я защитила диссертацию по теме ”Английский постмодернизм в литературе”, потом забеременела… Я поняла, что пришло время закрыть все старые дела».

В настоящий момент находится в декрете, работает в детской библиотеке в подозрительном районе (по улицам ходят, сидят на кортах гапари). Сама библиотека чистенькая и аккуратная, с новыми книгами — образец. Соколовская получает символическую плату, работает «ради себя».

Членство СРП, МАПП, СЖР; к.ф.н. (что бы это ни значило).

Первая книга «Три третих» вышла самиздатом. Среди авторов-соучастников: Оля Болдырева и Аля Никулина.
Вторую книгу «Взрывные согласные» отважилось выпустить санкт-петербургское издательство в 2011 году.

Новая книга «Ежели» — третья (официально вторая). Тираж 300 экземпляров.

Допрос

— Что представляет из себя новая книга?!

— Это выжимка из предыдущей книги 2011 года. Первые стихи, рассказы… Дизайн делала Марина Демченко, вёрстку — Настя Тюнина.

Справка: Марина Демченко — молодой художник, Анастасия Тюнина — солистка группы «Настежъ».

— Я хотела книгу именно карманного формата: в этом есть что-то уютное. Почему «Ежели»? Для женщин характерно это слово. Для меня оно какое-то волшебное. Напоминает ягоду. Какую-то очень сочную, чёрную.

О чём бы ни были мои стихи, и когда бы я их не писала — моё состояние во время их создания всегда одно и то же. Я не очень понимаю, зачем, для кого, о чём пишу. Эти все рассуждения могут быть вне самой поэзии.

Я пишу о себе. Всегда. А я ничего не знаю, кроме себя. У меня есть моя жизнь, и то я её плохо осознаю. А уж осознавать, как другие люди живут, что у них внутри — это гораздо сложнее.

— Любимый поэт?

— Вера Павлова. Я её люблю с университетских времён. Я уже не помню, как ко мне попала первая её книга. В Воронеже ещё мало кто знал о Павловой, а я её уже любила. Люблю её за женские стихи. Эта лирика, которая задевает за живое, очень честная. В ней нет ничего феминистского. Она не стесняется быть женщиной. Сейчас же это так… Несовременно!

Не люблю слово «поэтесса». При этом слове у меня возникает образ неудовлетворённой женщины. Которая пишет про «высокие, толстые берёзы».

— Можно ли назвать Воронеж городом поэзии и если да, то почему?

— Я думаю, не больше и не меньше, чем любой другой город на этой планете.

Город поэзии, наверное, как и Царствие Божие, — на небесах.

Воронеж очень сложно назвать городом поэзии, хотя бы потому что здесь очень много приземлённых людей.

— Как же выглядит Город Поэзии?

— Страшно себе представить, учитывая, что обычно все поэты кончают жизнь самоубийством.

— Быть поэтом в России — приговор?

— Говорить правду тогда, когда принято молчать или лгать, — это приговор и в России, и Никарагуа. И сегодня, и триста лет назад. Но этот приговор мы выносим себе сами. Среди моих знакомых о всеуничтожающей силе России чаще рассуждают те, кто очень неплохо живет. Мне в России жить прекрасно. Есть огромное поле деятельности, есть невероятной красоты природа, есть множество внимательных людей.

Строки — визитная карточка:

Сегодня — дома. В пределах комнаты.
На звуки — взглядами отвечая.
Была душа как рыбешка вспорота —
Раскайся, рви требуху печали!
А я застыла и жду спасения,
Как будто мне обещали свыше
Простить все вольные прегрешения
За просто так. А теперь — не слышат.

Внимание! Конкурс! Выбери «Поэта-36»!

Перед вами — стихотворение из новой книги Марии Соколовской, которое выбрал сам автор. Читаем стихотворения других (ссылки в конце этого текста) и выбираем «Поэта-36»! Портал 36on.ru объявляет Воронеж городом поэзии!

Терпеть не могу я сильных и независимых,
острых на язычок и циничных с детства.
У каждой — офис в каком-нибудь министерстве
по самореализации,
гибкий график.

И любят такие — в дождь
прислушаться и забыться
почтовым письмом
на тумбочке среди хлама.
И, может быть, плакать,
и очень хотеть напиться,
когда за окном чей-то сын
потеряет маму.

Терпеть не могу, когда они перед боем
становятся у иконы и смотрят тихо:
В одной руке — документы, пакеты, книги,
другая — всегда свободна, чтоб бить поклоны.

Терпеть не могу этот взгляд (ироничный, что ли…),
когда они видят мужчин — и проходят мимо.
Особенно — если некогда улыбаться,
и сил не осталось на лживые реверансы,
и хочется загород
топать по рыжей хвое,
и даже, возможно, на дерево там забраться
и искренней радости не ощущать пределов…

И не возвращаться обратно в красивых город,
который так любит всех современных женщин.