Руководители знаменитой британской театральной компании «Чик бай Джаул» Деклан Доннеллан и Ник Ормерод привезли в Воронеж постановку «Зимняя сказка», которая прожила положенный контрактом срок и должна прекратить свое существование после Платоновского фестиваля. Участие спектакля в программе Платоновфеста стало возможным благодаря поддержке Международного театрального фестиваля им. А.П. Чехова.
Английские гости отнеслись очень серьезно к встрече с журналистами.
Получился интересный разговор о природе актерства, кинопроизводстве, театре, Чехове и Шекспире.
И даже о политике.
Деклан Доннеллан (режиссер) и Ник Ормерод (художник) :
О проблеме актерства
У всех актеров одна универсальная проблема. Она связана с процессом делания чего-то и попыткой показать, что ты делаешь. Это разница между тем, когда человек внимателен к чему-то или концентрируется на этом. Это различие между симпатией и эмпатией. По сути, это самые главные человеческие проблемы.
Что же касается системы работы театральных актеров в Англии и в России, то стоит признать, что она тоже влияет на работу. В России главенствует репертуарный театр, и это защищает актеров от безумной рыночной гонки, которая свойственна Британии. Большинство английских актеров не знают, что с ними будет завтра, будет ли у них контракт, и чем они будут заниматься.
О важности театра
Это связано с проблемой выбора. Нас окружает информационный шум, рекламные предложения, которые просто сводят с ума. Нам кажется, что обилие выбора – это путь к здравомыслию, но на самом деле нас все время вынуждают выбирать какую-то чепуху.
У нас воруют наше внимание, отвлекают на ерунду, и это большая проблема. Это подмена важного на шум приводит к какому-то безумию.
Театр в этой ситуации очень важен, потому что он заставляет нас задать себе серьезные вопросы, понять, что значит быть настоящим человеком. Не обращать внимания на рекламу, которая учит нас, каким должен быть счастливый человек, какой должна быть счастливая семья. Вроде как, если вы откроете счет именно в этом банке, то будете по-настоящему счастливы...
Мы тратим свою жизнь и миллионы фунтов на то, чтобы достичь это иллюзорное счастье. И, мне кажется, театр способен вернуть здравый смысл, отвлечь от этой гонки за призраками. Хотя и это не настолько важно, как просто быть рядом со своими любимыми людьми.
Ник Ормерод:
О художественном пространстве спектакля «Зимняя сказка»
Это очень абстрактное пространство.
По сути, у нас есть один элемент, который по-разному используется и имеет разные значения. Это дает артистам больше свободы для движения, и, мне кажется, очень важным, чтобы декорация и все сценическое пространство давали артистам свободно существовать на сцене и двигаться без ограничений.
Нам хотелось, чтобы моменты взаимодействия с главным элементом декораций, ящиком или коробкой, обозначали ключевые моменты спектакля. Первый раз, когда эта декорация работает по-настоящему, это смерть принца, ставшая следствием безумия короля.
Это центральный момент действия, когда ящик буквально взрывается, и зритель видит внутри мертвого героя.
Доннеллан: Само пространство для нас имеет философское значение. Даже находясь с вами в этом месте на пресс-конференции, мы ощущаем это пространство отдельно от всей внешней жизни.
Есть мы, и есть другие люди, и мы сейчас о них не думаем. А на сцене так выстраивается пространство, что играя, герои представляют историю и отношения, которые существуют за пределами сцены. Актеры должны думать о том, что за пределами сценического действа, тогда это будет выглядеть живо и глубоко.
То, что происходит на сцене должно быть живым. Это наш первый, второй и третий приоритет. Наша задача не просто рассказать вам правду, а создать некую иллюзию, которую мы должны тщательно предварительно исследовать.
Если наша работа проведена хорошо, то мы с помощью нашей иллюзии способны разбить заблуждения.
Но жизнь важнее, чем правда. Потому что никто из нас не знает, что такое настоящая правда.
Людям кажется, что у них в руках правда. И самое страшное, когда ты оказываешься в чужой фантазии, чужой правде.
И если в этой чужой версии правды, частью которой стали вы, нет жизни, тогда у вас большие проблемы.
Помните, как Иисус говорил, как мы узнаем пророков? По их плодам, по их дарам, которые они принесут.
Та жизнь, которую люди приносят с собой – это самое важное.
О Шекспире и Чехове
Нет единственного, безусловно верного способа поставить Шекспира.
Мы здесь не для того, чтобы сделать правильно, мы здесь для того, чтобы жить. Если то, что есть на сцене, оживет – оно живет, а если оно мертво, то оно мертво.
Я слышал, как доктора иногда говорят: «Операция прошла успешно, но пациент умер»…
Но, тем не менее, мы думаем, что знаем лучше других, как ставить Шекспира. Некоторые думают, что достаточно четко произносить текст Шекспира.
Мы в это не верим.
Так же и с Чеховым. Многие люди не понимают, как ставить Чехова. Чехов и Шекспир – это все о самообмане.
Герои говорят абсолютную чушь, пытаясь обмануть самих себя.
Вершинин (персонаж пьесы Чехова «Три сестры»-ред.) оставляет дочь с абсолютно безумной женой…
В аду есть специальное место для тех, кто оставляет своих детей с безумными матерями.
А Вершинин все отрицает, понимает, но делает жестокие вещи. Все герои Чехова с самого начала понимают, чем все закончится, но предпочитают притвориться, что ничего не происходит, что все в порядке.
То же самое происходит с Отелло, который идет душить Дездемону и произносит благородные речи.
Но это абсолютное безумие!
Он задушит сейчас юную девочку, которая в сотнях миль от дома, и несет при этом абсолютный бред. В том, что он говорит, нет никакого смысла. Это как раз тот случай, когда мы делаем что-то плохое и глупое, но не хотим это признавать.
Есть одно такое простое правило, которое мы должны знать с молодых лет. Когда люди говорят одно, а делают другое, нужно смотреть на то, что они делают, а не на то, что они говорят.
В России это уже поняли, мы уверены, и в пьесах Чехова это читается очень легко – вот эти расхождения между словами и тем, что человек делает. А вот с Шекспиром все сложней.
В Англии царит культ текста Шекспира, и очень часто люди не замечают того, что стоит за текстом.
Чехов, Шекспир и Софокл – это великие драматурги, поскольку они пишут о самообмане. Персонажи произносят текст, отрицая то, что происходит на самом деле. Это очень интересно, и как только ты это понимаешь, пьесы начинают шокировать тебя, они становятся просто скандальными.
В этом есть какая-то страшная шутка. Публика следит за убивающим Дездемону Отелло и думает, какие же благородные речи он произносит. Какой он благородный и честный человек, как же жестоко его обманул Яго…
О фильме «Милый друг» и о кинопроизводстве
Я бы хотел снять любой фильм, в том числе и с российскими актерами. Мы в свое время получили огромное удовольствие от работы над фильмом «Милый друг».
В этом процессе было много странного. Вы уже заметили, что в нашей паре я (Доннеллан) болтун, а Ник нет. Но на съемочной площадке мы поменялись ролями. Ник разводил камеры, командовал, а я тихонечко работал с артистами. И мы были просто счастливы.
Но на западе, чтобы снять кино, нужно годами обедать с богатыми людьми, и это разъедает душу. Ты смотришь на их бриллиантовые сережки и понимаешь, что их бы хватило, чтобы снять целый фильм. Твоя кожаная сумка точно бы составила бюджет всего фильма. У нас миллион идей, мне нравятся триллеры, но и против комедий ничего не имею.
Что касается «Милого друга», вы, наверняка, понимаете, что фигура Роберта Патиссона в главной роли связана с коммерческой стороной вопроса. Без него не дали бы денег.
Мне же очень нравилось работать с массовкой. Есть сцена, в которой герой смотрит в окно, сидя в ресторане. И предполагалось, что я сяду с булочкой и кофе где-нибудь в углу, пока будут снимать эту сцену. Но это было бы скучно. Вместо этого я пошел к артистам массовки, чтобы пообщаться с ними.
Если вы будете смотреть «Милого друга», обратите внимание на то, что у каждого персонажа в массовке на заднем плане есть своя история.
Если не придумывать для себя занятие на съемочной площадке, будет очень скучно снимать кино. Поэтому я целыми днями занимался тем, что сводил с ума актеров массовки.
Из всех наших актеров, задействованных в фильме только Кристин Скотт Томас абсолютно театральный зверь. Мы очень любим Уму Турман, но представить ее на гастролях нашего театра где-нибудь в провинции просто нереально. С другой стороны очень многие большие звезды хотели бы с нами поработать, но у них нет в графике 3-4 свободных месяцев, которые необходимы в этом случае.
А вообще серьезная постановка должна жить годы, кинозвездам трудно посвятить несколько лет такой работе. А вот Кристин смогла бы!
Мне нравится старое русское кино. Знаете фильм «Мне 20 лет» (фильм М. Хуциева – ред.)?
Обожаю! Вот если бы я мог, я бы снял такой фильм.
Так что, если вы знаете какого-нибудь кинопродюсера, отсылайте его прямо к нам.
Об искусстве и политике
Искусство – это всегда политика, потому что оно связано с вызовом, оно в оппозиции чему-то. Ван Гог видел подсолнухи не так, как, возможно, их видим мы. И эти его подсолнухи вызов нам, это немного политический протест.
Великий режиссер Ренуар после того, как его партия пришла к власти, снял популярную в России картину про французскую революцию («Марсельеза» 1938г. – ред.). Но я считаю ее совершенно слабой, это не искусство, как раз потому, что в ней не хватает оппозиционного взгляда, вызова.
Мы не любим, когда нам проповедуют.
Невозможно в произведении искусства говорить правду. Оставим эту привилегию церкви и политикам. А мы будем задавать вопросы – какова жизнь, что живет, а что нет.
И вот если вопрос хороший, то он обязательно политический.
Сейчас меня жутко раздражают разговоры о различиях между западом и востоком. Я смотрю на все это – мы находимся на разных полюсах, кричим друг другу через пропасть, а если присмотреться, то окажется, что мы все вместе находимся на одном корабле.
И он называется «Титаник». Мы тонем все вместе...
