Просыпаться от артналета страшно. Смотреть в глаза родных, ожидающих помощи, понимая, что ничем помочь не можешь, страшно. Звон стекол, шепот жены: «Сколько можно…». Слышать родной голос, прерываемый выстрелами - страшно. А ты должен быть спокоен, тебе нельзя сорваться, ты опора всем.
Но гораздо страшнее гражданская война не на земле, а в умах. Когда половина твоих знакомых резко антипатично воспринимает каждое твое критичное слово. Война рано или поздно закончится, а что делать с больными мозгами? Вот, что страшно. И именно это вгоняет в жуткую депрессию.
Год назад слышать вопрос: "Как прошла ночь?", допускался только между близкими людьми, да и то не всегда. Сегодня это реально даже между незнакомыми людьми...
Много ли я видел в жизни? Весь мой жизненный опыт убеждает, что много. Сегодня увидел глаза родственников, попавших под обстрел под Луганском. Застывшие, страшные. Страшнее, чем вид пробитого осколками железного бока машины. Одна просьба в глазах – пить. Пили долго, не пьянея, только страх уходил из глаз. Это то новое, что никогда не желал узнать.
Никогда не забуду холодные, сухие, чуть подрагивающие руки пожилой женщины. Сжимающие твои руки в благодарности за ту малость, что смог передать. И опять глаза – уставшие, без слез. Вот это страшно, а не обстрелы.
Седина в волосах подростка в камуфляже. Автомат на плече, окурок в руке. Ломким, спокойным голосом рассказывающий, как там.
Больница, превращенная в госпиталь, раны на теле людей, которых лечат без различия на больных и раненых.
Мать, целующая ножки младенца – любовь, жизнь, надежда.
Луганск – это все ты, это душа твоя. Израненное тело твое – разбитые улицы, пустые оконные проемы, замершие заводы. Голодный, больной, но живой. Красивый мужеством своих жителей, желающих жить, работать, любить. Они уже не хотят многого.
Проснись Луганск, от тяжелого сна, длиною в год, проснись. Защити свою душу – детей своих, живущих ненавистью и любовью, безысходностью и надеждой. Верни им радость и смех.
Ты жив, пока живы люди - душа твоя.
