Уход отца
Выше я уже упоминал, что жили мы по тем меркам неплохо – у нас были хлеб, одежда, топливо. Был и большой огород, мы на нем сажали всё. Мама работала по дому и в огороде, и мы ей во всем помогали. У нас была корова, овечки, куры, иногда - поросёнок. Мы с Васей ухаживали за скотиной – кормили и поили её. Летом серпами жали траву около железной дороги, а потом несли её домой и сушили на сено.
И вот где-то в 1932-1933 годах начали делать насыпь для второй колеи железной дороги. Летом 1935 года в Нижний Ольшан прибыла колонна рабочих (численностью 200 человек), которые начали строить на нашем участке железобетонный мост и полотно железной дороги Воронеж-Харьков. Наш отец работал бригадиром на местном околотке длиною в 4 километра. Когда пришла колонна строить вторую железнодорожную колею, наш отец перешел туда работать. Причина тому была одна: на стройке платили намного больше. Работы на мосту продолжались с весны до поздней осени, и железнодорожный путь сделали очень быстро, дней за 30-40.
Осенью, к концу стройки, мама, а потом мы с Васей узнали, что отец завёл любовницу. Пошли скандалы, а потом драки. Мы встали на сторону мамы, и всячески защищали её, требуя от отца, чтобы он ушёл от нас по-хорошему. Но отец не уходил. Причина тому была корыстной: отец не жил с нами, но продолжать брать продукты из нашего подвала – кормил любовницу. Подвал наш был сделан из мела и служил нам холодильником. В нём мы хранили продукты: молоко, творог, масло, сметану, яйца. Все это мама продавала на рынке в Острогожске.
На двери подвала замка не было. Чтобы отец не смог проникнуть в подвал, нам пришлось делать запор и вешать замок. Однажды отец пришел к нам, когда мы были в огороде. Потребовал у мамы ключ, но она ему его не отдала. Тогда он начал её избивать. Мы с Васей накинулись на отца и начали бить его, потом схватили за ноги, и он упал. Мама убежала. После этого он к нам больше не приходил.
Колонна строителей железной дороги ушла дальше, вместе с ней исчез и наш отец. Таким образом, жизнь наша изменилась в плохую сторону. Особенно тяжело было зимой: в комнатах стоял жуткий холод, вода в вёдрах замерзала, все спали на тёплой печи. Мы с Васей старались добыть хоть какое-то топливо: искали куски старых шпал, собирали уголь по полотну железной дороги. Уголь в то время перевозили в открытых платформах. По дороге много угля терялось, поэтому за два дня на железной дороге его можно было насобирать целое ведро. Зимой мы брали санки и шли на болото, где рубили камыши и лозу, а осенью возили с колхозного поля высохший бурьян и будылку – сухие стебли подсолнечника.
Новая жизнь
После ухода отца мама вступила в колхоз. В колхозе на семьи, у которых была корова, выделяли маленький участок луга и болота, чтобы там можно было косить сено. Давали и немного соломы при условии, что мы будем сдавать в колхоз молоко, кроме налога в 120 литров, да еще за гроши выполнять госзаказ. Много корма готовилось с огорода, а он был большой, 60 соток. Заготавливали много кукурузных стеблей, тыквы, свеклы кормовой, мелкой картошки – все это шло на корм скоту. Много собирали кукурузы в початках, мололи их, и при отёле корове давали пойло с мукой.
В колхозе давали по 100-150 грамм зерновых на один трудодень, а мама должна была зарабатывать как минимум 120 трудодней за год. Вот и выходило: работала она за один пуд зерна в год и за 15-17 копеек. Чтобы свести концы с концами, мы в огороде сеяли рожь и просо. Из ржаной и кукурузной муки пекли хлеб. В общем, жизнь проходила очень трудно. Огород копали лопатами, всё сажали, сеяли, а потом всё лето пололи огород тяпками. А подойдёт осень, нужно всё - картошку, кукурузу, свёклу, тыкву – переносить мешками домой. Ежегодно мы собирали хорошие урожаи, нам повезло с землёй – чернозёмом.
Был у нас ещё большой хороший сад, в котором росли яблоки, груши, вишни, сливы, малина. Всё лето мы ели фрукты, сушили их в печи, на печи и на солнце. А зимой пили компоты, кисели, картошку тёрли на крахмал, еще варили кулагу: в отваре свёклы варили сухофрукты, компот доводили до кипения, затирали ржаной мукой и ставили доходить в печь. Варили варенье из вишни, мочили сливы и яблоки. Мама на зиму делала в кадушках всякие соления, и к весне они были готовы. Одним словом, все продукты были с огорода. Нам приходилось трудно, зато весь год мы были сытые. Правда, плохо обстояло дело с деньгами. Когда от нас ушел отец, то он больше года не платил нам алименты. Мы росли, и надевать в школу холстинную одежду было стыдно. Чтобы купить нам одежду, мама все время старалась продать в Острогожске излишки масла сливочного, творога, яйца.
Мы и другие селяне трудились в колхозе и дома, на огороде. Огород нас кормил и одевал. Те же, кто имел корову и овец, весь год собирали навоз, складывали его в кучу. Летом навоз поливали водой, чтобы он не загорелся, а в начале августа из навоза начинали делать кизяки. На широкую доску ставили станки – деревянные коробки с перегородками. Станки и доску поливали водой и быстренько накладывали смесь мокрого навоза и соломы.
Для того, чтобы приготовить кизяки, обычно требовалось четыре станка. Один человек накладывал смесь навоза в станки, а остальные утаптывали его голыми ногами. После утаптывания станок сдёргивался с доски, и его несли на отведенный участок выбивать свежий «кирпич» на землю, усыпанную соломой. Как только брикеты хорошо подсыхали, их складывали в конусные пирамиды для досыхания, а потом – в сарай. Зимой кизяки были серьезным топливом для печки. Достаточно было двух-трёх кизяков, чтобы всё сварить и упарить в печи. Печка после этого становилась горячей, и на ней было хорошо спать.
Нужно отметить, что тогда все зимы были холодными, снежными, а если начиналась пурга, то она продолжалась от трех до пяти дней. Бывало, так занесёт снегом двор, что в доме и в сарае невозможно было открыть двери, а скот нужно было поить и кормить. В большой мороз в комнатах было холодно. В наших окнах было по одной оконной раме, поэтому стёкла зарастали снегом и становились толще рам. В доме обычно к утру вода в вёдрах покрывалась ледком. Но даже в лютый мороз мама всегда держала в печи чугунки с водой - для нас и скота. Вода в них всегда была тёплой. Скот (корову) поили тёплым пойлом – это бульон из варёной свёклы, тыквы, мелкой картошки, высевок и кукурузной муки.
Чтобы согреться, утром нужно было топить печь, а в конце дня мы углём топили плиту. Уголь, собранный нами на железнодорожных путях, содержал кусочки антрацита и кокса, поэтому тепла от них было много, и горел этот уголь долго. Что касается других видов топлива – камыша, лозы, подсолнечных стеблей, кизяков и бурьяна, то всего этого было мало, поэтому топили мы всегда с «недотопом». Мы все спали в комнатке, на печи и лежанке, хотя в комнате была большая кровать, но в стене посередине было окно, рядом с которым спать было невозможно из-за холода.
Начало оккупации
Началась война. Я окончил семь классов и подал документы в 8 класс, в Веретьевскую среднюю школу, которая находилась в восьми километрах от нашего села. Ходить нужно было туда и обратно пешком, а зимой и весной жить у тёти Марии – маминой сестры. Это меня очень огорчало. Впоследствии, когда 2 сентября объявили, что мы все мобилизуемся на уборку сахарной свёклы, я по совету товарища забрал документы и подал их в Острогожскийзооветтехникум. Туда меня приняли без экзаменов.
Я проучился в техникуме до весны 1942 года, и, как только почва просохла, нас всем курсом мобилизовали на строительство аэродрома в совхозе «Победа», где мы и работали до немецкой оккупации. Продукты и хлеб (400 грамм) получали по талонам. Впоследствии этот аэродром так никому и не пригодился.
Немецкое наступление началось жестокой бомбёжкой города и высадкой десанта. Наших войск в городе не было, поэтому никто не сопротивлялся. Когда нас отпустили с работы, мы вместе с моим товарищем Георгием Шишацких получили хлеб, вышли из города, и шофёр, с которым мы расплатились хлебом, попутно довёз нас до Верхнего Ольшана.
Я зашёл навестить дедушку. Меня встретила и накормила бабушка, которая сказала, что дедушка работает в сельсовете рассыльным. Я зашёл в сельсовет, мы повидались с дедом и тут-то я попался начальству на глаза. Меня прикомандировали на вторую повозку для эвакуации всех документов из села Нижний Ольшан. Главной дорогой мы не поехали, а выбрали окружной, полевой путь. Я поехал с дедушкой, а Вася, брат мой, погнал своим ходом колхозные стада коров. Это было утром 4 июля. К вечеру мы приехали в село Гнилое, что в 3 километрах от Острогожска.
Рано утром немцы сильно бомбили город, и, когда все стихло, я отправился в общежитие, забрать зимние вещи. Общежитие было цело, но без окон и дверей, и вещей моих там не было – мое хорошее пальто и другие вещи пропали. Выходя на окраину, я встретил танки и пехоту немцев. Меня пригласила в дом незнакомая женщина, которая узнала, куда я иду, и задержала меня, пока пройдут немцы. Через 3-4 часа я вышел на железную дорогу около станции Новая Сотня (рядом с селом Гнилое). А повозки с документами особист нам поручил охранять и, если надо, сжечь их.
Когда началась бомбёжка, повозки с документами мы руками вытолкали в огород и спрятали под дерево. Что стало с ними, не знаю – тогда я боялся спрашивать. И вот я пошёл по железной дороге домой. На станции Инютино стоял эшелон с ранеными, там же я встретил много солдат. Меня встретило начальство и начало расспрашивать, что происходит в Острогожске. Я рассказал то, что видел. Но меня предупредили, чтобы я никому не говорил, что город под немцем.
Перед Инютино я взял в вагоне пачку простыней и вечером пришел домой. А через час приехали на машинах и мотоциклах немцы. Полтора десятка солдат в нашей кухне свалили в кучу автоматы, рюкзаки, разложили гранаты и расписные загнетки, маме они очень понравились. Немцы забрали наши вёдра и, раздевшись до трусов, побежали мыться к колодцу. Пост с пулемётом поставили за нашим сараем, оружие направили в сторону переезда.
