6 января -- 70 лет со дня рождения Вадима КУЛИНИЧЕВА
Шел я как-то по Пушкинской мимо НИИ связи -- в редакцию «ВК», на работу. А навстречу, с Плехановской поворачивая, -- Вадим Георгиевич.
-- Что ты, Боря, -- говорит, -- такой суровый и надутый?
Ну, я и давай рассказывать, что там в редакции не склеивается, в творческом плане пробуксовывает да в личной жизни мерещится. Он терпеливо слушал, что-то советовал, шутил, анекдот какой-то по случаю припомнил. В общем, ободрил и воодушевил. И пошел я дальше, если не окрыленный, то уж точно умиротворенный. Когда ощущаешь, что есть человек, которому можно рассказать о своих тяготах и невзгодах больше и откровенней, чем отцу родному, -- мир вокруг становится намного симпатичнее. Выплеснул негатив, излил эмоции, освободился, -- и идешь себе дальше, улавливая даже кое-какие проблески гармонии в хаосе окружающего.
Как замечательно жить, зная, что есть человек, с которым можешь быть откровеннее, чем с домочадцами и сослуживцами. Как замечательно, когда жизнь, судьба дарят тебе счастье общения с таким человеком. Как здорово просто даже быть уверенным, что в случае чего он и выслушает, и посочувствует, и подскажет. А не подскажет, так хлопнет тебя по плечу, улыбнется понимающе, прибаутку ввернет -- вроде бы ничего не значащую, ерундовую, вроде бы, -- а тебе теплее, а тебе теперь комфортнее, а ты уже не куксишься, а расцветаешь.
Как хорошо, что есть на свете такие люди. Как плохо, что их так мало. Как ужасно, когда такие люди уходят. Так неожиданно, так несправедливо рано. Такие люди всегда уходят несправедливо рано.
Вот тогда -- пообщались мы с Вадимом Георгиевичем, и пошел я дальше умиротворенным бодрячком. Радуясь, что нагрузил человека своими чепуховыми проблемами. А о том, что его самого раздражает, тяготит, из себя выводит, жить мешает и не дает -- не спросил вовсе.
Молодость эгоистична. Молодости кажется, что если человек, который старше, к тебе хорошо относится, то ты имеешь полное право грузить его всем изнуряющим тебя житейским барахлом. Он старше, он опытнее, он сильнее, он тебе симпатизирует -- так, стало быть, и макулатурой твоих переживаний его загрузить можно. Или даже должно -- пусть будет в ответе за того, кого приручил. Он же взрослый.
Когда взрослеешь сам, понимаешь, что разница в датах рождения -- никакой не повод для твоего эгоизма. Что только брать -- неправильно, негармонично и неестественно. Что надо отдавать: и тем, кто младше тебя, -- определенно; и тем, кто старше, -- обязательно. Что все твои близкие люди, младше они или старше, нуждаются в твоем внимании, сочувствии и сопереживании. Когда понимаешь такое -- тогда и взрослеешь.
Та наша встреча с Вадимом Георгиевичем -- одна из последних. И точно последняя, когда я воспользовался счастливой самонадеянной возможностью излить вовсе не душу, а куцый бестолковый душик мелочных своих проблем ему -- учителю, наставнику, педагогу, старшему товарищу и другу. Надо ли говорить о том, что я сейчас корю себя за то, что не спросил в ответ: а у него-то как, его-то что гнетет и жить мешает? Надо. Но не спросил, не поинтересовался, удрученный шелухой собственных ахов и охов.
А месяц-другой спустя, или неделю-другую -- точно сейчас не припомнить -- пришло известие: в Курске, в тамошнем вузе, куда он поехал читать лекции, Вадим Кулиничев скоропостижно скончался. Так неожиданно -- такой живой, такой переполненный замыслами, идеями и эмоциями; так несправедливо -- такой нужный всем нам, необходимый и незаменимый.
«Незаменимый» -- эпитетом стал сейчас, после сталинского гнилого афоризма «незаменимых людей нет», в противовес ему, тоже весьма потасканным, выцветшим, официозным и, стало быть, фальшивым. Но тут, уважаемые, не эпитет. А осознанная убежденность -- моя, моих друзей и коллег, а также многих и многих людей, едва знакомых нам или незнакомых совсем, -- в том, что ничем и никем нельзя заменить ту радость, тот оптимизм, то счастье общения и, собственно, бытия, которые щедро и, я бы даже сказал, беззаветно дарил Вадим Георгиевич Кулиничев окружающим.
Он был профессионалом -- еще одно поистаскавшееся в лабиринтах современного пустословия существительное. Но никакие кавычки тут ни к чему и ни при чем. Слагаемые профессионализма Кулиничева -- талант, работоспособность и, что самое важное и главное, -- неравнодушие, потрясающая по нынешним временам способность чувствовать окружающих, окружающее и окружение. И сочувствовать, и сопереживать, и помогать, и тащить, и вытаскивать. Он был профессионалом в журналистике (в практике ее и теории, причем непосредственно и прочувствованно ощущая их взаимосвязь), в педагогике (многие и многие выпускники журфака -- и не только его -- могут сейчас сказать, что именно Вадим Георгиевич наставил их на путь истинный), в театральной своей деятельности. При том, что играл Кулиничев в театре, который по всем официальным меркам считается «любительским, самодеятельным» -- в легендарном Театре миниатюр ВГУ. Но те, кто видел его роли в спектаклях того театра, конечно, согласятся, что он был профессиональным актером. Если иметь в виду под профессионализмом безоговорочную преданность общему делу, воодушевляющий всех коллег энтузиазм, потрясающую работоспособность и, безусловно, -- шарм, обаяние, органичность, кураж.
А еще для всех нас, кто имел счастье тогда, в восьмидесятых, с ТМ ВГУ соприкоснуться, Вадим Георгиевич был папой. С которым о всех невзгодах и напастях можно поговорить откровенней, чем с родным отцом. Был и остается, какими бы взрослыми мы сами себе ни казались. И когда судьба посылает нам очередные подарки и каверзы, мои друзья и я задаем себе первым делом вопрос:
-- А что бы сейчас -- по такому поводу, на сей счет, в связи со всеми втекающими и вытекающими -- сказал Кулиничев?
Не всегда -- мы не медиумы -- но часто, нам кажется, мы чувствуем, что бы он сказал. Наверно, оттого, что неизбежно взрослее становимся. Но еще и от того -- что важнее и определенней -- счастья общения, взаимопонимания и сотворчества, которое мне и моим друзьям в наши молодые годы подарил Театр миниатюр ВГУ. Где были превосходные наставники и воспитатели, близкие и родные люди. Но папа все-таки -- Вадим Георгиевич Кулиничев.
В 2001-м, год спустя после его смерти, усилиями факультета журналистики ВГУ был издан сборник «Вадим Кулиничев. Годы жизни» с воспоминаниями о нем, его собственными статьями, шаржами, стихами. Сейчас на журфаке планируют переиздать сборник в дополненном варианте. В сборнике есть статья, написанная в 1992 году. Вадим Георгиевич анализирует состояние, в котором пребывала отечественная журналистика двадцать лет назад. Мне кажется, в том же состоянии она и сегодня. Вот цитата:
«Парадоксальность, абсурдность многих проявлений сегодняшней журналистики -- следствие действия кризисных механизмов переходного, переломного периода. Кризис, как известно, надо уметь переживать. Но не безропотно, надеясь, что «само вывезет». Одна из серьезнейших профессиональных проблем, требующих длительного упорного разрешения, -- проблема выхода за пределы круга психологических навыков, психологических стереотипов, нажитых и сложившихся за долгие годы рабского существования профессии. А это требует не менее интенсивного, чем сегодняшнее напряженное тревожное существование в журналистике, повышения культуры гуманитарной, политологической, философской. Иначе невозможно научиться вести цивилизованный диалог -- с читателями, с коллегами, с миром».
