«ВК» решил вернуться к истории многодетной семьи Папазян, больше десяти лет жившей на пляже в Боровом. В день, когда пару месяцев назад вышел наш материал, матери -- Рузанны Вагаршаковны -- не стало. Она умерла в больнице «Электроника» от инсульта. Сразу после похорон жилище Рузанны (два старых вагончика) сровняли с землей. А за детьми приехали представители органов опеки вместе с полицейскими. Сейчас за право называть себя отцом младшего ребенка -- пятилетнего Максима -- борются два человека.
Оксана Сагналиева, дочь одного из претендентов, обратилась в редакцию «ВК» за помощью. По ее словам, Максим никогда не жил на пляже, а вместе с отцом, мачехой и самой Оксаной обитал в частном доме неподалеку от палаточного городка Рузанны. «У ребенка есть родной отец, родственники, которые могут о нем заботиться, зачем было забирать его в приют? -- возмущается она. -- Ему плохо без нас, а нам без него. Нам ничего не нужно от государства, ни квартир, ни пособий, кроме возможности жить вместе».
История семья Папазян напоминает мыльную оперу. Вот, например, как Оксана могла оказаться сестрой Максима? У нее полная семья, фамилия у всех -- Сагналиевы. А Рузанна с 2000 года жила в церковном браке с Сергеем Семиренко. Максим родился в 2006-м. «Любовниками они были с моим отцом, -- поясняет 20-летняя Оксана. -- Из роддома мы Максимку забирали. Моя мать приняла мальчика, как родного. Рузанна была не против. Одно условие ставила: пока у нее нет документов, и Максимке не делать. Боялась, что отнимем. А так мальчишка на два дома рос -- и к Рузанне приходил, и у нас жил. Я его считай вырастила. Когда он в прошлом году чуть не утонул, я все девять дней, что он был в реанимации, у его постели просидела. После того как Рузанна умерла, мы детей прятали первое время, но в середине августа их увезли. Для меня они как родные. Знаю, что в приютах им плохо. Но всех я забрать не могу, хотя они ко мне рвутся. Только Максима».
В Абхазии, откуда Рузанна родом, в 1992 году началась война, и пришлось бросить дом. У нее к тому времени было четверо детей, но старшую, Аню, оставила у себя свекровь. В Воронеж ехали в надежде остановиться у дальних родственников. Но те в крове отказали. Поначалу миграционная служба приняла в их судьбе участие -- выдала подъемные. Через какое-то время сжалились родственники мужа, приютили в Сомово. Правда, ненадолго. Пришлось скитаться по съемным квартирам. У Рузанны родилось подряд еще четверо детей. А в 98-м году умер второй муж -- Валерий Небиеридзе. Потом на рынке вроде бы стащили документы, хозяева квартиры прогнали семейство за долги. Денег, чтобы снимать жилье, не было, так Рузанна и оказалась на пляже. И, что самое удивительно, для 35-летней женщины с семью детьми и клеенкой вместо крыши нашелся муж, тот самый Семиренко, незадолго до знакомства с Рузанной освободившийся из мест заключения. У Рузанны от Сергея родилось четверо детей. Максима он тоже считает своим.
Дети Рузанны не учились в школе. Их постоянно видели на паперти. Бенедикт в свои 15 лет умудрился оказаться за решеткой, совершив несколько десятков краж из сети «Роспечать». Старший Денис в январе 2008 года подпалил домик, где спали восемь его братьев и сестер. Семерых удалось спасти, а трехлетнюю Меланью -- нет. С тех пор он в бегах. 16-летняя Светлана через месяц сама станет мамой. Она не умеет ни читать, ни писать. И у нее, так же как и у всех ее братьев и сестер, нет своего угла. И документов, к слову, тоже. У Ани -- старшей -- уже десять детей. У нее вроде бы все нормально, живет в Тбилиси с мужем. А вот у Кристины, которой чуть больше 20 лет, судьба похожа на материнскую -- с одной, правда, разницей: если у Рузанны детей забрать не удалось, то у Кристины забрали -- после того, как умер ее муж. К слову, в свои юные годы она умудрилась трижды стать матерью. Пятилетняя Юля -- одна из кристининых дочерей -- лечится от открытой формы туберкулеза вместе с тетушками, Наной, Таей и Любой.
Мы покупаем гостинцы для девочек и отправляемся в противотуберкулезный детский диспансер, что на улице Ленинградской. Стационарное отделение прячется во дворах глухой улочки. «У меня бабушка умерла, -- радостно сообщает голубоглазая Юля. -- А вон тот мальчик заставил Димку меня раздевать и целовать. Он ему в обмен обещал кусок арбуза». Дима -- четырехлетний ангел -- кивает: «Мне хотелось арбуза». Мы подзываем девятилетнего негодяя. Он ни от чего не отпирается, обещает больше так не делать.
Бритые налысо Нана и Тая льнут к Оксане: «Ксюш, забери нас отсюда!». «Нас тут все дразнят: «Лысый, лысый, сядь пописай», -- плачет Нана. -- А вон та девочка ударила меня в живот…» «У них период адаптации, -- объясняет сотрудник диспансера Алексей Перфильев. -- Девочки поступили к нам запущенные, читать не умеют. Нане восемь лет, Тае -- десять, Любе -- 13. Мы пытаемся адаптировать их к нормальной жизни. Сейчас просто переходный период, они с трудом привыкают к новой обстановке. Девочек нужно вылечить, оформить им свидетельства о рождении, и дальше будет решаться их судьба».
Максим обитает в приюте на улице Туполева. Он тоже радостно кинулся на шею Оксане. Первым делом спросил: «Где папа?». Потом увлекся содержимым принесенного пакета. «Максим, тебе здесь плохо?» -- спрашивает Оксана, гладя пацана по голове. Малыш, уминая пирожок, согласно кивнул. Впрочем, когда через несколько минут тот же вопрос ему задала заместитель директора приюта Елена Чекалина, ребенок ответил: «Нет».
«Не надо из нас делать каких-то монстров! -- вздыхает главный специалист отдела опеки и попечительства городского департамента образования Наталья Самодурова. -- Если у Оксаны и ее отца есть законные основания забрать Максима, все будут только рады. По Конституции, любой ребенок имеет право на семью. Одно условие: нужно в законном порядке доказать свои права. Но ведь есть и Сергей Семиренко, утверждающий, что он тоже отец Максима. Семиренко не просит отдать ему детей -- пока ему их некуда привести. Но со временем надеется, что унаследует у своего отца дом в Графской. Его просьба -- не раздавать детей по семьям и разрешить ему с ними встречаться».
«Когда я пришел сюда два года тому назад, -- вспоминает начальник отдела Павел Бондарев, -- семья Папазян была уже притчей во языцех. Однажды мы собрали целое совещание. Пришли представители церкви, армянской диаспоры и сама Рузанна. Распределили роли: кто помогает финансами, кто едет с ней в посольство в Москву, чтобы оформить документы. Деньги ей много раз давали, но она ни разу так и не доехала до столицы. А ведь нужно было личное участие и заинтересованность Рузанны. Она все говорила о финансовых проблемах. Но мы ее как-то встретили у церкви. Стоит там со всем табором. «Что ты здесь опять делаешь?» -- спрашиваем. Она достает дорогой сотовый телефон, вызывает такси и уезжает прямо на наших глазах. Финансово семья не страдала. Просто была привычка жить маргинально. Видно, Рузанну все устраивало».
Как бы цинично ни прозвучали его слова, но, как говорит Бондарев, только теперь, после смерти женщины, у органов опеки и попечительства появилась возможность запустить все механизмы, чтобы помочь ее детям. Определить их в лечебные учреждения и школы.
Рузанна жила инстинктами. Пугает, что и ее дети идут по тому же пути. Рожают, не имея ни документов, ни крова. Про нее говорят, что она была добрая. Всем помогала, любила своих детей, не пила. На ее похоронах было столпотворение: чуть ли не весь поселок приходил с ней попрощаться. Могила Рузанны на Буденновском кладбище и теперь утопает в венках. А рядом полуоблупившийся крест -- тут лежит Меланья, ее трехлетняя дочь, погибшая на пожаре. Как только мы появились там, налетела стая ворон. Они оглушительно галдели, будто прогоняя нас с погоста. Будто защищая от нас Рузанну.
Оксана Сагналиева, дочь одного из претендентов, обратилась в редакцию «ВК» за помощью. По ее словам, Максим никогда не жил на пляже, а вместе с отцом, мачехой и самой Оксаной обитал в частном доме неподалеку от палаточного городка Рузанны. «У ребенка есть родной отец, родственники, которые могут о нем заботиться, зачем было забирать его в приют? -- возмущается она. -- Ему плохо без нас, а нам без него. Нам ничего не нужно от государства, ни квартир, ни пособий, кроме возможности жить вместе».
История семья Папазян напоминает мыльную оперу. Вот, например, как Оксана могла оказаться сестрой Максима? У нее полная семья, фамилия у всех -- Сагналиевы. А Рузанна с 2000 года жила в церковном браке с Сергеем Семиренко. Максим родился в 2006-м. «Любовниками они были с моим отцом, -- поясняет 20-летняя Оксана. -- Из роддома мы Максимку забирали. Моя мать приняла мальчика, как родного. Рузанна была не против. Одно условие ставила: пока у нее нет документов, и Максимке не делать. Боялась, что отнимем. А так мальчишка на два дома рос -- и к Рузанне приходил, и у нас жил. Я его считай вырастила. Когда он в прошлом году чуть не утонул, я все девять дней, что он был в реанимации, у его постели просидела. После того как Рузанна умерла, мы детей прятали первое время, но в середине августа их увезли. Для меня они как родные. Знаю, что в приютах им плохо. Но всех я забрать не могу, хотя они ко мне рвутся. Только Максима».
В Абхазии, откуда Рузанна родом, в 1992 году началась война, и пришлось бросить дом. У нее к тому времени было четверо детей, но старшую, Аню, оставила у себя свекровь. В Воронеж ехали в надежде остановиться у дальних родственников. Но те в крове отказали. Поначалу миграционная служба приняла в их судьбе участие -- выдала подъемные. Через какое-то время сжалились родственники мужа, приютили в Сомово. Правда, ненадолго. Пришлось скитаться по съемным квартирам. У Рузанны родилось подряд еще четверо детей. А в 98-м году умер второй муж -- Валерий Небиеридзе. Потом на рынке вроде бы стащили документы, хозяева квартиры прогнали семейство за долги. Денег, чтобы снимать жилье, не было, так Рузанна и оказалась на пляже. И, что самое удивительно, для 35-летней женщины с семью детьми и клеенкой вместо крыши нашелся муж, тот самый Семиренко, незадолго до знакомства с Рузанной освободившийся из мест заключения. У Рузанны от Сергея родилось четверо детей. Максима он тоже считает своим.
Дети Рузанны не учились в школе. Их постоянно видели на паперти. Бенедикт в свои 15 лет умудрился оказаться за решеткой, совершив несколько десятков краж из сети «Роспечать». Старший Денис в январе 2008 года подпалил домик, где спали восемь его братьев и сестер. Семерых удалось спасти, а трехлетнюю Меланью -- нет. С тех пор он в бегах. 16-летняя Светлана через месяц сама станет мамой. Она не умеет ни читать, ни писать. И у нее, так же как и у всех ее братьев и сестер, нет своего угла. И документов, к слову, тоже. У Ани -- старшей -- уже десять детей. У нее вроде бы все нормально, живет в Тбилиси с мужем. А вот у Кристины, которой чуть больше 20 лет, судьба похожа на материнскую -- с одной, правда, разницей: если у Рузанны детей забрать не удалось, то у Кристины забрали -- после того, как умер ее муж. К слову, в свои юные годы она умудрилась трижды стать матерью. Пятилетняя Юля -- одна из кристининых дочерей -- лечится от открытой формы туберкулеза вместе с тетушками, Наной, Таей и Любой.
Мы покупаем гостинцы для девочек и отправляемся в противотуберкулезный детский диспансер, что на улице Ленинградской. Стационарное отделение прячется во дворах глухой улочки. «У меня бабушка умерла, -- радостно сообщает голубоглазая Юля. -- А вон тот мальчик заставил Димку меня раздевать и целовать. Он ему в обмен обещал кусок арбуза». Дима -- четырехлетний ангел -- кивает: «Мне хотелось арбуза». Мы подзываем девятилетнего негодяя. Он ни от чего не отпирается, обещает больше так не делать.
Бритые налысо Нана и Тая льнут к Оксане: «Ксюш, забери нас отсюда!». «Нас тут все дразнят: «Лысый, лысый, сядь пописай», -- плачет Нана. -- А вон та девочка ударила меня в живот…» «У них период адаптации, -- объясняет сотрудник диспансера Алексей Перфильев. -- Девочки поступили к нам запущенные, читать не умеют. Нане восемь лет, Тае -- десять, Любе -- 13. Мы пытаемся адаптировать их к нормальной жизни. Сейчас просто переходный период, они с трудом привыкают к новой обстановке. Девочек нужно вылечить, оформить им свидетельства о рождении, и дальше будет решаться их судьба».
Максим обитает в приюте на улице Туполева. Он тоже радостно кинулся на шею Оксане. Первым делом спросил: «Где папа?». Потом увлекся содержимым принесенного пакета. «Максим, тебе здесь плохо?» -- спрашивает Оксана, гладя пацана по голове. Малыш, уминая пирожок, согласно кивнул. Впрочем, когда через несколько минут тот же вопрос ему задала заместитель директора приюта Елена Чекалина, ребенок ответил: «Нет».
«Не надо из нас делать каких-то монстров! -- вздыхает главный специалист отдела опеки и попечительства городского департамента образования Наталья Самодурова. -- Если у Оксаны и ее отца есть законные основания забрать Максима, все будут только рады. По Конституции, любой ребенок имеет право на семью. Одно условие: нужно в законном порядке доказать свои права. Но ведь есть и Сергей Семиренко, утверждающий, что он тоже отец Максима. Семиренко не просит отдать ему детей -- пока ему их некуда привести. Но со временем надеется, что унаследует у своего отца дом в Графской. Его просьба -- не раздавать детей по семьям и разрешить ему с ними встречаться».
«Когда я пришел сюда два года тому назад, -- вспоминает начальник отдела Павел Бондарев, -- семья Папазян была уже притчей во языцех. Однажды мы собрали целое совещание. Пришли представители церкви, армянской диаспоры и сама Рузанна. Распределили роли: кто помогает финансами, кто едет с ней в посольство в Москву, чтобы оформить документы. Деньги ей много раз давали, но она ни разу так и не доехала до столицы. А ведь нужно было личное участие и заинтересованность Рузанны. Она все говорила о финансовых проблемах. Но мы ее как-то встретили у церкви. Стоит там со всем табором. «Что ты здесь опять делаешь?» -- спрашиваем. Она достает дорогой сотовый телефон, вызывает такси и уезжает прямо на наших глазах. Финансово семья не страдала. Просто была привычка жить маргинально. Видно, Рузанну все устраивало».
Как бы цинично ни прозвучали его слова, но, как говорит Бондарев, только теперь, после смерти женщины, у органов опеки и попечительства появилась возможность запустить все механизмы, чтобы помочь ее детям. Определить их в лечебные учреждения и школы.
Рузанна жила инстинктами. Пугает, что и ее дети идут по тому же пути. Рожают, не имея ни документов, ни крова. Про нее говорят, что она была добрая. Всем помогала, любила своих детей, не пила. На ее похоронах было столпотворение: чуть ли не весь поселок приходил с ней попрощаться. Могила Рузанны на Буденновском кладбище и теперь утопает в венках. А рядом полуоблупившийся крест -- тут лежит Меланья, ее трехлетняя дочь, погибшая на пожаре. Как только мы появились там, налетела стая ворон. Они оглушительно галдели, будто прогоняя нас с погоста. Будто защищая от нас Рузанну.
