Дмитрий Веневитинов -- одна из самых обаятельных и светлых фигур так называемого золотого века русской культуры, рафинированный интеллектуал, философ, поэт и литературный критик. Он родился 14 сентября 1805 года в Москве в аристократической семье. Род Веневитиновых брал свое начало из города-крепости Венева, находящегося под Тулой. Но оттуда в 1622 году родоначальник Веневитиновых боярин Терех (Терентий) переселился в воронежский край, где ему были пожалованы земли.
К началу XIX века Веневитиновы владели в Воронежской губернии имениями с 1245 мужскими душами. В усадьбе в Новоживотинном Веневитинов провел свои детские годы, последний раз побывав там летом 1824 года. По матери, Анне Николаевне, урожденной княжне Оболенской, Дмитрий Веневитинов приходился четвероюродным братом Александру Пушкину, с которым был знаком с детства. Отец Дмитрия, Владимир Петрович, секунд-майор, скончался, когда мальчику было девять лет.
Веневитинов получил великолепное домашнее образование. Его учителями были профессора Московского университета Дядьковский и Мерзляков. Помимо литературы он с детства увлекался музыкой и живописью. Тут его учителями были художник Лаперш и композитор Геништа. К 14 годам Веневитинов, благодаря учителю-греку Байло, свободно читал на языке оригинала произведения Эсхила, Софокла, Платона, Плутарха, Тацита, Горация. Помимо древних языков Веневитинов владел французским, немецким и английским, изучал итальянский. Самые ранние стихи Дмитрия Веневитинова относятся к 1821 году, когда поэту было 16 лет. Академик и друг Пушкина Петр Плетнев давал ему такую характеристику: «Живопись и музыка, поэзия и философия, обрабатываемые им, были не по влечению суетности, но по врожденной склонности… Его познания были столь же основательны, сколько и разносторонни… Счастливые успехи его во многих языках, древних и новых, давали ему большие средства к литературным исследованиям, обширным и новым». В 17 лет Дмитрий поступил вольнослушателем в Московский университет, который год спустя блестяще окончил. Именно в стенах вуза окончательно оформились взгляды, культурные вкусы и пристрастия молодого человека. В 1823 году он поступил на службу в Московский архив Министерства иностранных дел.
В университетские годы наибольшее влияние на формирование его взглядов оказал Михаил Павлов, который привил ему интерес к новейшей немецкой философии, в особенности системе Шеллинга. Там же сложился и круг его друзей-единомышленников, молодых людей выдающихся дарований, который вскоре составил основу философского общества любомудрия. Там господствовала идея создания самобытной русской философии и литературы. Веневитинов наряду с князем Владимиром Одоевским был учредителем общества. Член кружка славянофил Кошелев вспоминал, что Веневитинов «часто приводил нас в восторг». Общество любомудрия собиралось тайно, и о его существовании его участники никому не говорили. По словам Кошелева, читались собственные философские произведения, «чаще всего и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны человеческие знания, составляли преимущественно предмет наших бесед».
Членами кружка были люди, представлявшие в дальнейшем цвет русской мысли и культуры, убежденные сторонники самобытного развития России, патриоты и консерваторы -- Иван Киреевский, Александр Кошелев, Михаил Погодин и Степан Шевырев. Впоследствии из той среды вышли как выдающиеся славянофилы (Иван Киреевский, Александр Кошелев, Алексей Хомяков), так и ведущие официальные идеологи-консерваторы царствования Николая I (Шевырев и Погодин). Молодые интеллектуалы («архивные юноши», по выражению Пушкина) пытались осмыслить русскую реальность через призму немецкой романтической философии, которой они увлекались. Интерес к трудам немецких романтиков, прежде всего Шеллинга, способствовал тому, что нация и национальное самосознание стали важнейшими проблемами для осмысления в русской философии в течение последующих десятилетий.
Дмитрий Веневитинов наиболее последовательно проводил мысль о необходимости создания самостоятельной русской философии. По словам Василия Зеньковского, тонкого знатока русской философии, «отрицательно относясь к слепому подражанию Западу, он (Веневитинов. -- А. М.) готов был идти на то, чтобы на время прервать сношения с Западом и, опираясь на твердые начала философии, найти пути русского творчества». Славянофил Иван Киреевский писал о нем как о мыслителе: «Веневитинов создан был действовать сильно на просвещение своего отечества, быть украшением своего отечества, быть украшением его поэзии и, может быть, создателем его философии».
В конце 1825 года вскоре после восстания декабристов на Сенатской площади общество любомудров из предосторожности прекратило свое существование. В дореволюционной либеральной и в советской литературе проводилась мысль о том, что любомудры были якобы во многом близки к декабристам, однако никаких сколько-нибудь убедительных доказательств в пользу такой версии не существует. Напротив, можно с гораздо большими основаниями утверждать, что ничего общего с романтическими мятежниками-декабристами ни в идейной, ни тем более политической сферах любомудры не имели.
В 1825 году Веневитинов вместе с Погодиным участвует в подготовке альманаха «Урания» и переводит «Теософию» немецкого философа Окена (судя по всему, ему была близка мысль последнего о синтезе веры и рационалистической философии). В то же время состоялся публичный и весьма успешный литературный дебют Веневитинова. В журнале «Сын отечества» он публикует «Разбор статьи о Евгении Онегине», опубликованный Николаем Полевым в «Московском телеграфе». Тем самым Веневитинов положил начало так называемой русской «философской критике». Стоит отметить, что сам Пушкин, оценивая литературную полемику, возникшую вокруг первой главы его романа, одобрительно высказался лишь о статье Веневитинова: «Единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальные -- или брань, или переслащенная дичь». Пушкин, под впечатлением от прочтения статьи, сразу же изъявил желание встретиться с Веневитиновым и возобновить их знакомство, завязавшееся в детские годы. В доме Веневитиновых Пушкин читал свою трагедию «Борис Годунов».
Вообще 1825 год оказался крайне важным в жизни Веневитинова. Помимо литературного успеха, крайне важного для всякого человека, занятого интеллектуальной деятельностью, он переживает безответную любовь к Зинаиде Волконской -- красивой, обаятельной и талантливой хозяйке салона, в котором бывали Пушкин, Вяземский, Баратынский, Одоевский. Волконская была старше Веневитинова на 16 лет. Любовь к ней послужила не только источником страданий, но и поэтических и интеллектуальных озарений.
В 1827 году Веневитинов совместно со своим другом Погодиным организовал литературно-художественный журнал «Московский вестник», который был идейно близок философской концепции кружка любомудров и стал своего рода продолжением деятельности общества. Издание поддержал Пушкин. Именно Веневитинов был душою журнала, его статья «Несколько мыслей в план журнала» определяла теоретические и практические пути «самопознания народа», являлась своего рода манифестом того направления, которое развивал журнал. Время с 1825 по 1827 год явилось наиболее плодотворным периодом творчества Веневитинова-поэта. Была написана большая и наиболее яркая часть из его стихотворений. Многие стихотворения Веневитинова являются выдающимися образцами русской философской лирики («Утешение», «Поэт», «Жизнь», «Моя молитва»), а самого поэта можно считать основателем соответствующего поэтического направления в России. Ключевой темой поздних стихотворений Веневитинова стала судьба поэта -- гения, пророка, вознесенного над толпой и обыденностью. Предчувствием ранней смерти пронизан ряд стихотворений («Завещание», «К моему перстню», «Поэт и друг»). Впрочем, следует признать, что стихи Веневитинова сейчас мало известны русским образованным людям, их не цитируют, в отличие от Державина, Пушкина, Лермонтова и Тютчева. Но он был одним из зачинателей той школы, главными деятелями которой были Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Боратынский. Веневитинов интересен ныне не сколько как поэт, а как мыслитель.
В конце 1826 году Веневитинов -- вслед за Одоевским и братьями Хомяковыми -- переехал из Москвы в Санкт-Петербург, поступив на дипломатическую службу в Министерство иностранных дел. При въезде в Петербург он был задержан и арестован, поскольку вместе с ним ехал француз Воше, бывший библиотекарь отца Екатерины Трубецкой, известной тем, что она сопроводила своего мужа-декабриста в Сибирь. Племянник мыслителя Михаил Веневитинов вспоминал: «Хотя в то время суд над декабристами давно уже был окончен, но за их родными и близкими им лицами продолжали следить… Мне ничего не известно о последствиях ареста Воше… Что же касается Дмитрия Владимировича, то он просидел сутки или около двух на одной из петербургских гауптвахт и провел время в крайне сыром и нездоровом помещении». Веневитинов был освобожден за отсутствием каких бы то ни было улик. Разумеется, арест был сильным потрясением для Веневитинова, однако вряд ли он мог выступить главной причиной его смерти, как безапелляционно заявляли советские авторы. После случайного ареста прошло несколько месяцев напряженной творческой работы. Веневитинов переболел корью. В марте 1827 года он вдобавок ко всему сильно простудился и 15-го числа того же месяца умер, не дожив и до 22 лет. В последние минуты жизни, согласно завещанию Веневитинова, его друзья надели ему на палец перстень, подаренный ему Зинаидой Волконской. Перстень был найден при раскопках Геркуланума и Помпеи. Веневитинов был похоронен в Москве, на Симоновом кладбище (в 1930-х его прах был перенесен на кладбище Новодевичьего монастыря). Смерть юного гения произвела на его друзей и знакомых неизгладимое впечатление. «Как вы допустили его умереть?» -- сокрушался Пушкин. В течение 40 лет друзья собирались почтить его память в день его смерти, справедливо считая, что Россия лишилась не только яркого поэта и мыслителя, но и человека, способного на десятилетия определять направление русской литературы и философии. Значение фигуры Веневитинова заключается в том, что он способствовал становлению того направления русской мысли, которое обосновывало идею особого, самобытного пути России, ее радикального отличия как от Запада, так и от Востока. В 1844 году лидер славянофилов Алексей Хомяков утверждал: «Он умер в слишком ранней молодости, но его явление было утешительным признаком более самобытного и зрелого просвещения в России».
К началу XIX века Веневитиновы владели в Воронежской губернии имениями с 1245 мужскими душами. В усадьбе в Новоживотинном Веневитинов провел свои детские годы, последний раз побывав там летом 1824 года. По матери, Анне Николаевне, урожденной княжне Оболенской, Дмитрий Веневитинов приходился четвероюродным братом Александру Пушкину, с которым был знаком с детства. Отец Дмитрия, Владимир Петрович, секунд-майор, скончался, когда мальчику было девять лет.
Веневитинов получил великолепное домашнее образование. Его учителями были профессора Московского университета Дядьковский и Мерзляков. Помимо литературы он с детства увлекался музыкой и живописью. Тут его учителями были художник Лаперш и композитор Геништа. К 14 годам Веневитинов, благодаря учителю-греку Байло, свободно читал на языке оригинала произведения Эсхила, Софокла, Платона, Плутарха, Тацита, Горация. Помимо древних языков Веневитинов владел французским, немецким и английским, изучал итальянский. Самые ранние стихи Дмитрия Веневитинова относятся к 1821 году, когда поэту было 16 лет. Академик и друг Пушкина Петр Плетнев давал ему такую характеристику: «Живопись и музыка, поэзия и философия, обрабатываемые им, были не по влечению суетности, но по врожденной склонности… Его познания были столь же основательны, сколько и разносторонни… Счастливые успехи его во многих языках, древних и новых, давали ему большие средства к литературным исследованиям, обширным и новым». В 17 лет Дмитрий поступил вольнослушателем в Московский университет, который год спустя блестяще окончил. Именно в стенах вуза окончательно оформились взгляды, культурные вкусы и пристрастия молодого человека. В 1823 году он поступил на службу в Московский архив Министерства иностранных дел.
В университетские годы наибольшее влияние на формирование его взглядов оказал Михаил Павлов, который привил ему интерес к новейшей немецкой философии, в особенности системе Шеллинга. Там же сложился и круг его друзей-единомышленников, молодых людей выдающихся дарований, который вскоре составил основу философского общества любомудрия. Там господствовала идея создания самобытной русской философии и литературы. Веневитинов наряду с князем Владимиром Одоевским был учредителем общества. Член кружка славянофил Кошелев вспоминал, что Веневитинов «часто приводил нас в восторг». Общество любомудрия собиралось тайно, и о его существовании его участники никому не говорили. По словам Кошелева, читались собственные философские произведения, «чаще всего и по большей части беседовали о прочтенных нами творениях немецких любомудров. Начала, на которых должны быть основаны человеческие знания, составляли преимущественно предмет наших бесед».
Членами кружка были люди, представлявшие в дальнейшем цвет русской мысли и культуры, убежденные сторонники самобытного развития России, патриоты и консерваторы -- Иван Киреевский, Александр Кошелев, Михаил Погодин и Степан Шевырев. Впоследствии из той среды вышли как выдающиеся славянофилы (Иван Киреевский, Александр Кошелев, Алексей Хомяков), так и ведущие официальные идеологи-консерваторы царствования Николая I (Шевырев и Погодин). Молодые интеллектуалы («архивные юноши», по выражению Пушкина) пытались осмыслить русскую реальность через призму немецкой романтической философии, которой они увлекались. Интерес к трудам немецких романтиков, прежде всего Шеллинга, способствовал тому, что нация и национальное самосознание стали важнейшими проблемами для осмысления в русской философии в течение последующих десятилетий.
Дмитрий Веневитинов наиболее последовательно проводил мысль о необходимости создания самостоятельной русской философии. По словам Василия Зеньковского, тонкого знатока русской философии, «отрицательно относясь к слепому подражанию Западу, он (Веневитинов. -- А. М.) готов был идти на то, чтобы на время прервать сношения с Западом и, опираясь на твердые начала философии, найти пути русского творчества». Славянофил Иван Киреевский писал о нем как о мыслителе: «Веневитинов создан был действовать сильно на просвещение своего отечества, быть украшением своего отечества, быть украшением его поэзии и, может быть, создателем его философии».
В конце 1825 года вскоре после восстания декабристов на Сенатской площади общество любомудров из предосторожности прекратило свое существование. В дореволюционной либеральной и в советской литературе проводилась мысль о том, что любомудры были якобы во многом близки к декабристам, однако никаких сколько-нибудь убедительных доказательств в пользу такой версии не существует. Напротив, можно с гораздо большими основаниями утверждать, что ничего общего с романтическими мятежниками-декабристами ни в идейной, ни тем более политической сферах любомудры не имели.
В 1825 году Веневитинов вместе с Погодиным участвует в подготовке альманаха «Урания» и переводит «Теософию» немецкого философа Окена (судя по всему, ему была близка мысль последнего о синтезе веры и рационалистической философии). В то же время состоялся публичный и весьма успешный литературный дебют Веневитинова. В журнале «Сын отечества» он публикует «Разбор статьи о Евгении Онегине», опубликованный Николаем Полевым в «Московском телеграфе». Тем самым Веневитинов положил начало так называемой русской «философской критике». Стоит отметить, что сам Пушкин, оценивая литературную полемику, возникшую вокруг первой главы его романа, одобрительно высказался лишь о статье Веневитинова: «Единственная статья, которую я прочел с любовью и вниманием. Все остальные -- или брань, или переслащенная дичь». Пушкин, под впечатлением от прочтения статьи, сразу же изъявил желание встретиться с Веневитиновым и возобновить их знакомство, завязавшееся в детские годы. В доме Веневитиновых Пушкин читал свою трагедию «Борис Годунов».
Вообще 1825 год оказался крайне важным в жизни Веневитинова. Помимо литературного успеха, крайне важного для всякого человека, занятого интеллектуальной деятельностью, он переживает безответную любовь к Зинаиде Волконской -- красивой, обаятельной и талантливой хозяйке салона, в котором бывали Пушкин, Вяземский, Баратынский, Одоевский. Волконская была старше Веневитинова на 16 лет. Любовь к ней послужила не только источником страданий, но и поэтических и интеллектуальных озарений.
В 1827 году Веневитинов совместно со своим другом Погодиным организовал литературно-художественный журнал «Московский вестник», который был идейно близок философской концепции кружка любомудров и стал своего рода продолжением деятельности общества. Издание поддержал Пушкин. Именно Веневитинов был душою журнала, его статья «Несколько мыслей в план журнала» определяла теоретические и практические пути «самопознания народа», являлась своего рода манифестом того направления, которое развивал журнал. Время с 1825 по 1827 год явилось наиболее плодотворным периодом творчества Веневитинова-поэта. Была написана большая и наиболее яркая часть из его стихотворений. Многие стихотворения Веневитинова являются выдающимися образцами русской философской лирики («Утешение», «Поэт», «Жизнь», «Моя молитва»), а самого поэта можно считать основателем соответствующего поэтического направления в России. Ключевой темой поздних стихотворений Веневитинова стала судьба поэта -- гения, пророка, вознесенного над толпой и обыденностью. Предчувствием ранней смерти пронизан ряд стихотворений («Завещание», «К моему перстню», «Поэт и друг»). Впрочем, следует признать, что стихи Веневитинова сейчас мало известны русским образованным людям, их не цитируют, в отличие от Державина, Пушкина, Лермонтова и Тютчева. Но он был одним из зачинателей той школы, главными деятелями которой были Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Боратынский. Веневитинов интересен ныне не сколько как поэт, а как мыслитель.
В конце 1826 году Веневитинов -- вслед за Одоевским и братьями Хомяковыми -- переехал из Москвы в Санкт-Петербург, поступив на дипломатическую службу в Министерство иностранных дел. При въезде в Петербург он был задержан и арестован, поскольку вместе с ним ехал француз Воше, бывший библиотекарь отца Екатерины Трубецкой, известной тем, что она сопроводила своего мужа-декабриста в Сибирь. Племянник мыслителя Михаил Веневитинов вспоминал: «Хотя в то время суд над декабристами давно уже был окончен, но за их родными и близкими им лицами продолжали следить… Мне ничего не известно о последствиях ареста Воше… Что же касается Дмитрия Владимировича, то он просидел сутки или около двух на одной из петербургских гауптвахт и провел время в крайне сыром и нездоровом помещении». Веневитинов был освобожден за отсутствием каких бы то ни было улик. Разумеется, арест был сильным потрясением для Веневитинова, однако вряд ли он мог выступить главной причиной его смерти, как безапелляционно заявляли советские авторы. После случайного ареста прошло несколько месяцев напряженной творческой работы. Веневитинов переболел корью. В марте 1827 года он вдобавок ко всему сильно простудился и 15-го числа того же месяца умер, не дожив и до 22 лет. В последние минуты жизни, согласно завещанию Веневитинова, его друзья надели ему на палец перстень, подаренный ему Зинаидой Волконской. Перстень был найден при раскопках Геркуланума и Помпеи. Веневитинов был похоронен в Москве, на Симоновом кладбище (в 1930-х его прах был перенесен на кладбище Новодевичьего монастыря). Смерть юного гения произвела на его друзей и знакомых неизгладимое впечатление. «Как вы допустили его умереть?» -- сокрушался Пушкин. В течение 40 лет друзья собирались почтить его память в день его смерти, справедливо считая, что Россия лишилась не только яркого поэта и мыслителя, но и человека, способного на десятилетия определять направление русской литературы и философии. Значение фигуры Веневитинова заключается в том, что он способствовал становлению того направления русской мысли, которое обосновывало идею особого, самобытного пути России, ее радикального отличия как от Запада, так и от Востока. В 1844 году лидер славянофилов Алексей Хомяков утверждал: «Он умер в слишком ранней молодости, но его явление было утешительным признаком более самобытного и зрелого просвещения в России».
