Представляем вашему вниманию интервью с первым дипломированным музыкальным терапевтом в России Алисой Апрелевой, которая приехала в Россию на три недели, чтобы передать свой опыт. За это время она побывает в доме-интернате, пансионате для пожилых, психиатрической больнице, хосписе и других учреждениях. А также проведёт лекции, встречи, семинары и мастер-классы, популяризирующие методики музыкальной терапии в России. Портал 36on.ru писал об одном из этих мероприятий — лекции в Академии искусств.
— Алиса, Вы учились на филфаке в МГУ, почему и как решили стать музыкальным терапевтом?
— Когда меня в шесть лет спросили, кем я хочу стать, я ответила: «Хочу быть доктором, а по вечерам выступать в цирке». Наверное, я уже тогда знала, что мне нужно и к чему впоследствии приду. На филфаке МГУ я оказалась по настоянию родителей: они были против того, чтобы я становилась музыкантом, хотя мне этого хотелось. Я окончила филфак, поступила в аспирантуру, работала журналистом, занималась лингвистической экспертизой. У меня было ощущение, что я делаю что-то не то. Единственной «жизнью» для меня были музыкальные концерты. Тягостное ощущение не покидало меня, дело дошло даже до депрессии. Она совпала с переездом в США. Мужу предложили там работу, и мы переехали.
Я продолжала ездить на гастроли в России, однако ощущение «что-то не так» не проходило. Я стала учиться на кинокомпозитора, и когда двухгодичное обучение подошло к концу, кто-то в классе упомянул: «Музыкальная терапия». Я застыла там, где стояла. И подумала: «Если бы у меня была другая жизнь, я бы, наверное, хотела быть музыкальным терапевтом и помогать людям». Меня эта мысль не отпускала долгое время. И в какой-то момент я стала искать в интернете программу обучения на музыкального терапевта. Полушутя отправила документы на поступление в бостонский музыкальный колледж Berklee. Когда объявили результаты конкурса, и выяснилось, что я прошла, я как раз родила второго ребенка. К тому же, наступил 2008 год — время кризиса. И я решила отложить учёбу на год — так можно было. А потом, с каждым семестром я убеждалась — это моё. Наконец-то я нашла то, что всю жизнь искала.
— Алиса, Вы не в первый раз приезжаете в качестве музыкального терапевта в Россию. Расскажите о своих предыдущих визитах и о том, с какой целью Вы приехали на этот раз?
— Два года назад летом я ездила в Центр Лечебной Педагогики в Москве. Они занимаются детьми с особенностями развития и очень хорошо осведомлены о том, что есть на Западе. Летом они организуют инклюзивный выездной лагерь на Валдае. 10 дней дети вместе с родителями живут в палатках. И мне повезло туда поехать вместе со своей семьей. Для меня это был первый опыт работы в России в качестве музыкального терапевта.
Потом я ездила по просьбе службы поддержки больных с боковым амиотрофическим склерозом — это очень редкая болезнь. Разрушается нейронная связь между головным мозгом и мышцами, постепенно человек теряет возможность контролировать свои мышцы. Меня позвали, чтобы я рассказала врачам, как они могут использовать музыкальную терапию при работе с такими пациентами. Это проходило в рамках проекта православной службы «Милосердие» при медицинском центре Марфо-Мариинской обители (Москва). Это был мой второй опыт. И были отдельные случаи, когда я просто приезжала, скажем, в воронежский хоспис, и работала с детьми. Сейчас я приехала на три недели, чтобы посмотреть, как в разных местах России, в разных учреждениях можно применять музыкальную терапию. Волонтерысоставили расписание таким образом, чтобы был и интернат, и детский дом, и дом престарелых, — то есть самого разного типа учреждения. Кроме этого, у меня будут и были домашние визиты и многое другое. Я поняла, что мне необходим такой опыт для того, чтобы написать памятку для волонтёров в России. Я её уже начала писать, но сейчас понимаю, что всё придётся переписывать: оказалось, что мое видение совершенно не совпадает с реальностью.
— С чем Вы столкнулись?
— Например, здесь совершенно другой музыкальный материал. Впрочем, нельзя сказать, что для меня это было неожиданным, как раз наоборот, вполне очевидно. Понятно, что петь, например, Dont worry, be happy, здесь не стоит. Для каждой группы населения есть свой набор песен, и это ещё нужно определить.
В России есть огромный пласт фольклорной культуры, которую можно использовать в музыкальной терапии. Это и круговое пение, и частушки. В моей практике было, когда бабушка ни на что не реагировала, включилась только тогда, когда я предложила исполнить частушки.
Кроме этого, здесь совершенно другой настрой. Например, в Америке старики готовы видеть впереди что-то светлое, они больше настроены на позитив. Русские же старики, настроены так: «Ой, да всё равно умирать. Мы своё уже отплясали». Но я должна сказать, что очень многое зависит от того, как с ними работают. Я была в маленьком пансионате для пожилых людей в подмосковном городе Ромашково. Там старики сразу были готовы на контакт. Как только я разложила инструменты, тут же подошли, стали спрашивать про каждый.
А вот в доме престарелых в Вязьме мне было сложнее. Когда мы спустились на первый этаж, где были люди с ограниченными возможностями, они сидели вначале в оцепенении. Ждали, что же я им спою. В таком случае важны приёмы работы. Я ношу гитару на ремне, и поэтому могу подойти к каждому — это помогает наладить контакт. Другие, сохранные старики, в том же доме престарелых охотнее откликались на плясовые, энергичные песни под баян в исполнении женщины — музыкального работника, которая к ним приходит каждый день. У них сложился свой наработанный, предсказуемый формат музыкальных занятий. Я для них оказалась каким-то чужеродным элементом.
В России музыкального терапевта пока воспринимают настороженно. Даже если есть договорённость, что я буду работать со всеми пациентами, на месте персонал может не пустить к лежачим больным. Также стараются показать, что «у нас всё в порядке, нам это не нужно». Но есть и другая особенность. Меня поразило, насколько люди в России открыты и готовы учиться. Причем это не молодежь даже, а люди, который работают уже 10-15 лет в таких учреждениях. Удивительно, но у них совсем другие лица. Не хочу показаться пафосной, но они действительно светятся.
В России возможные некоторые вещи, которые невозможны в Америке. В США очень много законодательных ограничений. Например, я не могу прикасаться к пациенту, узнать, что с ним произошло после окончания терапии.
В Америке по каким-то причинам терапия в какой-то момент прекращается: либо цели достигнуты, либо прекратились выплаты по страховке, либо учебный год закончился, либо что-то ещё. После окончания терапии я не имею права узнавать из каких-либо источников, что происходит с пациентом. Хотя для них было бы очень хорошо, если бы я могла поддерживать с ними связь. У меня были пациенты, которые реагировали только на музыку. Они начинали лучше одеваться, их выписывали и так далее. И в какой-то момент их выписали.Я об этом узнала за несколько дней. У меня даже не было возможности выстроить завершение терапевтических отношений. Кроме этого, согласно этическому кодексу, я не имею права первой обратиться к пациенту, если случайно встречу его на улице.
В Америке я не могу прикоснуться во время терапии к ребенку без разрешения его родителей, или к взрослому без его согласия. Это часто мешает, так как иногда именно «случайное» прикосновение помогает наладить первый контакт. В России я могу спокойно подойти к бабушке в доме престарелых, и обнять её. Или же взять на руки ребёнка, если знаю, что не наврежу ему этим.
— Что нужно, чтобы в России появились музыкальные терапевты?
— В России пока нет профессионального образования по специальности «музыкальный терапевт». Здесь есть одиночки, которые объединяют в себе опыт и знания и терапевтического направления, и музыкального. Иногда у них есть сертификаты о прохождении курсов. Их проводят в Москве специалисты из Европы и США.
Нужно также разработать стандартный музыкальный репертуар, но это не самая большая проблема. В России нет учебников, специальной литературы. И поэтому придётся переводить иностранную. Однако нужно не просто переводить с английского, но и адаптировать её к российским реалиям. В принципе, ещё пара таких поездок, и я буду готова это делать. В России также нет преподавателей, которые могли бы обучать музыкальных терапевтов. Но и это только часть проблемы. Кто будет контролировать работу музыкальных терапевтов — проводить супервизию? В Америке это обычно делают более опытные врачи.
— Где уже сейчас можно получить какие-то знания и практические навыки?
— В России иногда проходят семинары, которые организуют специалисты из Европы или США. Я знаю, что проходят неформальные семинары, где вам не дадут никакой бумажки, но где можно научиться многим практическим вещам. Такие семинары бывают в Москве в Центре лечебной педагогике и Центре социальной реабилитации «Формалин». Там есть сообщество музыкальных терапевтов, которые готовы поделиться своими музыкальными навыками.
— Музыкальная терапия кому больше всего показана? Предполагаю, что Вы ответите: «Всем».
— Конечно, музыкальная терапия нужна абсолютно всем, но. Но я думаю, что она нужна, прежде всего, тем, кто не отзывается на другие виды взаимодействия. Часто только музыка может быть тем ключиком к человеку, который не реагирует ни на что другое. При этом не все люди в равной степени мотивированы музыкой. Если говорить конкретно, то, например, дети с аутизмом очень активно реагируют на музыку. Но с другой стороны им свойственна повышенная чувствительность к звуку, и нужно быть очень осторожным, чтобы не отпугнуть громким звучанием. В работе с пожилыми людьми, учитывая, что ими вообще мало кто занимается, музыка — это очень простой способ, который могут применять даже родственники. Простая подборка любимых песен, может быть очень сильным стимулом для того, чтобы помочь человеку, к примеру, выбраться из депрессии.
— Я вижу у Вас много музыкальных инструментов, на лекции Вы упомянули, что оставите их в воронежском детском хосписе.
— Когда я сделала свой сайт, я поставила там кпопку «Paypal», а также опубликовала список того, чем можно помочь. Люди сказали: «Здорово. Молодец. Так держать», но никто ничем не помог. Через некоторое время я сделала более конкретную просьбу: записала видеообращение, на котором просила помочь с музыкальными инструментами, рассказала, как можно применять каждый инструмент и объяснила, что мне это нужно для обучения волонтёров в России. И снова все сказали «Молодец. Как здорово», и никто ничего не дал. Я была расстроена, у меня возникло ощущение, что никому ничего не нужно. Я чувствовала, как у меня опускаются руки. «Кому, кроме меня это интересно, если люди не готовы перечислить даже 100 рублей на инструменты», — думала я. Я написала пост у себя в Фейсбуке, что ощущаю выгорание: «Спасибо, собрано 0 долларов». Люди прочитали моё состояние, и кто-то, в основном это мои русскоговорящие друзья из Америки, перечислили в общей сумме 300 долларов. Это случилось буквально в последние дни перед отъездом.
Все инструменты я оставлю в российских больницах. Для некоторых инструментов нет русских названий. Например, один из моих любимых инструментов это трубчатые колокольчики, но они не полые, а цельные. Они легко отзываются на минимальное движение пациента и потому очень быстро привлекают внимание. Рамочные барабаны, небольшие и яркие, в основном предназначены для детей. Они хороши тем, что их легко дезинфицировать, ими также трудно пораниться и их сложно сломать, — это важные факторы для больницы.
— Через три недели Вы уедите обратно. Что дальше?
— Я не привыкла загадывать вперед: жизнь так складывается, что предугадать, что будет даже через месяц, сложно. Поэтому я скажу, чего бы мне хотелось. Я бы хотела устроить свою частную практику в Бостоне. Переводить учебники на русский язык, консультировать волонтёров из России. Я создала сайт о музыкальной терапии и хотела бы развить его в живой образовательный проект, чтобы там были и консультации терапевтов, и музыкантов, других специалистов, то есть чтобы он не был просто справочным ресурсом, как «Википедия».
Мы сейчас ведём переговоры по поводу создания курсов повышения квалификации для российских специалистов. Нужно преодолеть очень много бюрократических барьеров. Думаю, что этот курс можно сделать в формате онлайн-общения, скайп-конференций. На практическую часть я могла бы приезжать.
На всё вышеперечисленное нужно финансирование. Я боюсь загадывать, но надеюсь, что мне удастся найти финансирование для этого проекта в каком-нибудь фонде, через пожертвования и краудфандинг, может быть, гранты. Я планирую активно работать в этом направлении.
— Алиса, а зачем Вам всё это нужно?
— Я не знаю, что меня тянет в Россию. Почему-то есть ощущение, что я должна это делать здесь. Может, просто потому что я оказалась единственным дипломированным специалистом по этому вопросу, и у меня есть набор систематических знаний, которые нужно передать тем, кто говорит на моем языке. У меня есть, наверное, морально-нравственная ответственность перед страной.
СПРАВКА: Алиса Апрелева — певица, поэт, композитор, первый в России дипломированный музыкальный терапевт. Живёт в Бостоне (США). Известна как «поющая виолончелистка». Автор альбомов «Асфальт» (2001), «Live in LA» (2009), «Lucidus» (2011), «About Love» (2014). Член Американской музыкально-терапевтической ассоциации, переводчик для Всемирной федерации музыкальной терапии. Окончила музыкальный колледж Berklee по специальности «Музыкальный терапевт, психолог», курсы по специальности «Birth Doula» (сопровождение матери и ребёнка до, во время и после родов); ранее — филологический факультет МГУ им. М.В.Ломоносова (Москва, Россия). Опыт практической работы: школа для детей с множественными нарушениями развития Carter School (Бостон), учреждения с квалифицированным сестринским уходом (дома престарелых) Sherril House (Бостон) и Hale House (Бостон), отделение психиатрии штатного госпиталя Lemuel Shattuck (Бостон), детский госпиталь Boston Children’s Hospital, индивидуальная и групповая работа со взрослыми и детьми, подготовка и сопровождение во время родов. Редактор образовательного портала muzterapevt.ru
Читайте также материал 36on.ru о посещении Алисы Апрелевой воронежского хосписа для детей: «Привет, привет, какой хороший день!»
Фото автора и Евгении Емельяновой
