Платоновский фестиваль продолжается, впереди два весьма насыщенных дня – спектакль «Иллюзии» театра «Практика», постановка израильских хореографов Инбаль Пинто и Авшалома Поллака «Устрица», выступление британской скрипачки Алины Ибрагимовой. Завершением четвертого Платоновского станет концерт легендарной питерской группы АВИА, одним из деятельных участников которой был - и снова стал - Антон Адасинский. Он же – основатель театра DEREVO, постановки «Острова» и «Полуночный баланс» которого были включены в фестивальную программу, участник парада уличных театров и будущий педагог обновляющейся академии искусств. Сегодня актер, режиссер, хореограф, музыкант, педагог Антон Адасинский встретился с журналистами.
Как можно определить формат театра «Дерево» - или его нет как такового?
С самого начала нашей работы мы пытались избегать слов «актер» и «театр». Мы называем себя «группа «Дерево». Было очевидно, что если мы начнем работать рамках театра, то сразу же попадем на определенную полочку, и нас начнут рассматривать через призму некоего «формата». Мы же писали музыку, танцевали, играли, делали концерты и вели довольно свободную жизнь, нас относили к некоему театральному рок-н-роллу. Мы представляем собой компанию людей, доверяющих друг другу. Я в ней выполняю роль дуршлага – отсеиваю огромное количество материала его и оставляю золотые крупинки. Мы не стремимся к какому-то концептуализму, логическим связям, масштабным идеям. И в конечном итоге получаются спектакли, в которых одни зрители видят историю, другие ощущают энергетику, третьи запоминают некие моменты и так далее.
У нас изначально не было задачи быть театром. В свое время в Питере было очень сильное разделение между вольной студийной жизнью и классическими театрами. Студий было много, чуть не в каждом подвале. Понятие «театр» в то время было для нас чем-то архаичным. Но сейчас я понимаю, что театр не умер – сейчас он ферментирует новое пространство. Есть театры, которые основываются на классике – и они должны быть, потому что важно сохранить школу. А вот поле между классическим и авангардным театром выглядит довольно невнятно. Я имею ввиду попытки «осовременить театр» за счет странных танцев, матерщины и так далее. Для авангарда такие театры слишком несвободны, а для классики – слишком необразованны. И это совсем неинтересно.
Как можно определить формат театра «Дерево» - или его нет как такового?
С самого начала нашей работы мы пытались избегать слов «актер» и «театр». Мы называем себя «группа «Дерево». Было очевидно, что если мы начнем работать рамках театра, то сразу же попадем на определенную полочку, и нас начнут рассматривать через призму некоего «формата». Мы же писали музыку, танцевали, играли, делали концерты и вели довольно свободную жизнь, нас относили к некоему театральному рок-н-роллу. Мы представляем собой компанию людей, доверяющих друг другу. Я в ней выполняю роль дуршлага – отсеиваю огромное количество материала его и оставляю золотые крупинки. Мы не стремимся к какому-то концептуализму, логическим связям, масштабным идеям. И в конечном итоге получаются спектакли, в которых одни зрители видят историю, другие ощущают энергетику, третьи запоминают некие моменты и так далее.
У нас изначально не было задачи быть театром. В свое время в Питере было очень сильное разделение между вольной студийной жизнью и классическими театрами. Студий было много, чуть не в каждом подвале. Понятие «театр» в то время было для нас чем-то архаичным. Но сейчас я понимаю, что театр не умер – сейчас он ферментирует новое пространство. Есть театры, которые основываются на классике – и они должны быть, потому что важно сохранить школу. А вот поле между классическим и авангардным театром выглядит довольно невнятно. Я имею ввиду попытки «осовременить театр» за счет странных танцев, матерщины и так далее. Для авангарда такие театры слишком несвободны, а для классики – слишком необразованны. И это совсем неинтересно.
Легендарная группа АВИА собралась вновь - что мы услышим в Воронеже?
Здесь будет представлена, так сказать, «классическая» программа АВИА, причем в оригинальном составе. После воссоединения мы записали новый альбом, вскоре состоится его официальная премьера. Это визуальный спектакль, где будет много видео, веселого и страшного, запусков непонятно чего непонятно куда и прочая «созидательная информация», которая никуда не ведет. Это посвящение «человеку созидающему» - как писал Мандельштам, «есть блуд труда и он у нас в крови». Мы много чего уже насозидали... Эта чесотка что-то создавать, изобретать, занимать пространство является иллюзией деятельности и болезнью нашего века.
Вообще АВИА сейчас – это стопроцентное попадание в точку! Аккуратные люди в белых рубашках, ходят строем - вот он, образец сегодняшней культуры. А слова какие! «Проснись и пой! Вперед!» То, что нужно для сегодняшнего дня…
Какова судьба фильма «Двойник», который Вы собирались снимать пару лет назад?
Это очень смешная история. Несколько лет назад я написал красивую заявку на съемку фильма и отправил ее в один из немецких институтов. Спустя некоторое время приходит ответ – вот вам семь тысяч евро, но вы должны написать подробный сценарий, с раскадровкой, сметой, декорациями и так далее. И я просто поленился вовремя все это сделать. Все есть у меня в голове, но написать сценарий – огромная работа. Однако другого варианта нет, поскольку для большой задумки нужны деньги. Поэтому я сам себе обещаю снять это кино.
В фильме будет два человека. Оба человека – я. Один живет по общепринятым социальным законам, у него любимая работа и он почти счастлив. Но у него есть мечта. И это - тоже я. Мечта живет в Таиланде, подметает пляж и счастлив 24 часа в сутки. Оба персонажа каким-то образом оказываются в одном виртуальном пространстве. Чуть ли не спят валетом в одной кровати - один с утра пошел на работу, а второму никуда спешить не нужно. Разделение человека на мечту и реальность, и ожидание дня, когда все в гармонии соединиться – именно об этом и будет фильм.
В прошлом году вы получили премию «Ника» за роль Мефистофеля в фильме «Фауст». Как вам работалось с одним из самых интересных российских режиссеров – Александром Сокуровым?
Я впервые столкнулся с большим кино – в смысле не по формату и деньгам, а с режиссером, который видит все кадры своего фильма, от первого до последнего. У Сокурова этот фильм уже был в голове, он очень хорошо знал, что именно хотел увидеть на экране. Места импровизации почти не оставалось. Но по законам «Дерева» я так не могу – надо вносить нечто свое. Через неделю съемок я стал предлагать свои варианты. Сокуров сначала был недоволен, потому что съемки – весьма напряженный процесс, однако потом поддержал. В конечном итоге, это сделало фильм интереснее. К тому же Сокуров придумывал гениальные ходы, о которых я и сам не знал до премьеры. Так, в «Фаусте» много кадров, где я стою спиной – на них потом накладывался текст, которого изначально не было в сценарии. Например, сцена в церкви, моя спина крупным планом. Голос за кадром: «Здесь кто-нибудь верит в бога?» И тишина. Мой голос: «Я».
Еще одним важным уроком было то, что в кино невозможно исправить ошибки. Как сняли, так и останется. Репетируешь, играешь, а потом хочется сделать лучше, но - стоп, снято!
В свое время Вы работали с Вячеславом Полуниным в его «Лицедеях». Что дало Вам это сотрудничество?
Я очень благодарен ему – за многое. За школу скетча, маленького анекдота, того, как за три минуты рассказать глубочайшую нежнейшую историю. Благодарен ему за то, что он научил меня: в клоунаде должна быть романтика высокого класса. Пинки и пощечины не запомнят – останется только самое романтичное и возвышенное. В клоунаде должна быть высокая струна – как у Енгибарова, Никулина, Карандаша, великих людей....
