На прошлой неделе в Воронеж с деловым визитом приезжал французский коллекционер, издатель и телеведущий Пьер Броше. Его авторскую передачу «Россия, любовь моя!» каждое воскресенье можно увидеть на телеканале «Культура». Недавно в принадлежащем Броше издательском доме «Авангард», который выпускает всемирно известные путеводители Le Petit Fute, вышла книга и о Воронежской области. Вместе с директором галереи Х.Л.А.М. Алексеем Горбуновым мы побеседовали с известным коллекционером о том, почему коллекционирование — это вид психоанализа и как скульптуры Ивана Горшкова через 50 лет окажутся в собрании лондонской галереи Tate Modern.
Художники и псевдохудожники
Обрусевший француз Пьер-Кристиан Броше — коллекционер, издатель и телеведущий - живет в России уже больше 20 лет. В начале 90-х, когда русское актуальное искусство пребывало во младенчестве, удивляя публику то голым человеком-собакой Олега Кулика, то бреющей лобок на Красной площади Алёной Мартыновой, то мастурбирующим на вышке бассейна «Москва» акционистом Александром Бренером, француз Пьер Броше – получивший образование в Англии и Германии, переехал в Россию. Познакомился с московской и питерской арт-тусовкой и стал первым иностранцем, покупающим работы современных художников. Сейчас в его коллекции — титаны русского актуального искусства: Владимир Дубосарский, Анатолий Осмоловский, Тимур Новиков, Олег Кулик, Павел Пепперштейн, Алексей Каллима, арт-группа «Синие носы» и многие другие. Молодые воронежские художники у него — на особом счету. В его коллекции уже есть работы Ивана Горшкова, Кирилла Гаршина, Николая Алексеева, Арсения Жиляева. К слову, для художников, работающих в сфере актуального искусства, этот жизнерадостный француз — признанный покровитель и почти икона. Ведь если их работы оказываются в коллекции Броше, это автоматически поднимает их стоимость и престиж. Кстати, сам коллекционер женат на русской художнице Аннушке Броше, у супругов - двое детей.
— Пьер, совсем недавно все воронежские СМИ писали о том, что Вы купили скульптуру Ивана Горшкова «Слеза врага». Но до этого Вы ведь тоже покупали работы воронежских художников.
Пьер-Кристиан Броше — книжный издатель, коллекционер произведений современного искусства. Основатель фонда «New Rules». Учредитель российского клуба коллекционеров современного искусства.
|
|
— А Вам понравилась именно эта работа Ивана?
— В моей коллекции 12 его работ. Кроме «Слезы врага», это его деревянный пенек с высунутым языком. Глядя на эту работу, мы понимаем, что этот объект был создан в древнерусской традиции. Еще одна скульптура, которая есть в моей коллекции, - с его персональной выставки «Паркур», которая проходила на площадке «Старт», что на Винзаводе. Когда смотришь на нее, никак не поймешь: это насекомое, которое куда-то поднимается, или сидящая девушка, изображенная со спины? В этой работе Ваня проявил свое мастерство скульптора на самом высоком уровне. Поэтому я считаю, что на сегодня Иван – один из лучших художников России.
— В своих интервью Вы неоднократно восхищались молодыми воронежскими художниками. А что вас так зацепило в этих ребятах?
— Сложно сказать, что между ними есть какая-то школа. Важно, что они здесь живут и работают, иногда выезжают в Москву, а потом все равно возвращаются к своим корням. Есть ощущение, что здесь, в Воронеже, они питаются энергией, которая позволяет им делать их искусство. Такого в других городах России нет – разве что в Краснодаре.
— В 2007 году Вы объездили семь городов России – от Владивостока до Краснодара, где показывали публике выставку из своей коллекции. И уже тогда вы сказали: «Мы не можем показывать скандальные работы. Публика к этому не готова». Как Вы думаете, с тех пор в провинции что-то поменялось? Готовы ли зрители воспринимать скандальные, провокационные работы?
— Я не думаю, что то, что я собираю, является скандальным. В том, что я показывал в семи городах России, было мало скандального. Разве что портрет Влада Мамышева-Монро в виде Гитлера и Ленина. Скандальным в этих работах может быть одно - их очень узкое видение.
Многие арт-критики называют искусством ряд акций или событий, которые не имеют к искусству никакого отношения. Назову ряд псевдохудожников. Это группа «Война», «Пусси Райот», Петр Павленский. Если бы Петр Павленский сказал на Красной площади: «Я философ, и то, что происходит в философии, - это ужасно», никто бы сегодня не говорил о нем. Но, поскольку он сказал, что он художник, все критики быстро среагировали на это и назвали его представителем современного искусства.
Современное искусство собирает не народ, а элита. Что получается? Люди, которые в состоянии приобрести современное искусство, посмотрев на Петра Павленского, прибивающего мошонку гвоздем к брусчатке Красной площади, понимают, что это – полная ерунда. И делают вывод: значит, все современное искусство – такая же ерунда. Таким образом, критики, называющие Павленского художником, просто уничтожают рынок современного искусства, а заодно - и интерес к нему.
«Выбрать предмет искусства – все равно что пойти на рынок за рыбой»
— Сколько сейчас работ насчитывается в вашей коллекции?
— Точно не знаю - больше 500. Количество – не важно. Важно, что держу все эти работы в голове, могу их цитировать наизусть.
— Как Вы «отфильтровываете» работы, которые собираетесь приобрести?
— Я изучаю современное искусство уже 35 лет, и в какой-то момент стало очень просто понять, какая перед тобой работа. Это все равно что пойти на рынок и встать перед выбором: купить тухлую рыбу или свежую? Если на рынок ходить каждую неделю, то тухлую рыбу видишь уже по глазам. Точно так же – с современным искусством: сразу видно, что тухлое, а что свежее.
В какой-то момент становится страшно. Когда вы делаете свой выбор, галерист начинает работать с художником, работу которого вы купили. Вы понимаете, что ваш выбор оправдан, потому что галерист начинает поддерживать этого художника. Через пять лет работа, которую вы купили, стоит уже в 10-20, а то и в сто раз дороже. Вы начинаете думать, что ваш выбор кто-то подтвердил. Страшно становится оттого, что все, что я выбирал в течение десяти лет, кто-то подтверждает своим выбором. И тогда ты понимаешь, что каждый новый выбор становится страшнее, потому что я не имею права на ошибку. Все, что я выбираю, должно быть оправдано.
— То есть, покупая искусство, вы чувствуете ответственность?
— Это мега-ответственность. Любой коллекционер на моем месте почувствовал бы то же самое. Художнику нельзя просто так отдать деньги.
Алексей Горбунов:
— Недавно ты, Пьер, говорил, что может помешать вердикт, например, Иосифа Бакштейна – в том смысле, что он может поставить крест на твоем художнике, «продвигая» своего.
Пьер Броше: - Это борьба между кураторами, критиками, галеристами, коллекционерами. В этом мире сложно понять, кто заказывает музыку. Я считаю, что ее заказывает коллекционер. Если у человека есть талант, ты понимаешь, что ему можно дать деньги. Но здесь может случиться такая игра: художник, работу которого ты купил, начинает на вас ориентироваться. Но я не художник, и не знаю, что нужно делать. Я выполняю роль зеркала.
Через сто лет останется наш выбор. Среди актуальных художников не будет места Андрияке, Глазунову, Шилову. Или на них будут смотреть с иронией и удивляться, что 100 лет назад одновременно существовало два направления - современное искусство и ремесло. Ремесленники не имеют никакого отношения к современному искусству. Современное искусство – это другой язык, другая свежесть, другая энергия.
— Где Вы держите приобретенные работы?
— Сейчас у меня дома висят 100 работ, а 400 – хранятся на складе. Но я помню все работы. Особенность моей коллекции – в том, что я ищу молодых художников. Работу Вани Горшкова «Слеза врага», упакованную, я держу на складе. Но она когда-то появится и у меня дома. Коллекция – это живой, развивающийся, эволюционирующий организм. От него можно отрезать один кусок – продать какую-то работу – и он получает новую форму.
«Большинство художников делает блестящие работы до 25 лет»
— Пьер, какие критерии вы выдвигаете к работам молодых художников? Обязательно ли они должны жить в России?
— Нет, время от времени я покупаю современных французских художников. Но во Франции ситуация сильно отличается от России. Здесь очень мало галеристов и галерей, мало художников. Как только появится что-то новенькое, свежее, это видно. В Париже и Берлине – тысяча галерей. В Париже – 50 тысяч художников, в Берлине – 20 тысяч. Разобраться, хороший это художник или плохой, сложно. В России создать коллекцию, выбирая молодых художников и зная, что через 50 лет все они будут представлены в музеях, - элементарно. Я уверен, что работы Ивана Горшкова через 50 лет будут в и лондонской галерее Tate Modern, и в Музее современного искусства на Манхеттене в Нью-Йорке (MoMA), и в Третьяковской галерее. Работы Арсения Жиляева в скором времени появятся в Центре Помпиду в Париже. Поэтому быть коллекционером в России – это огромное удовольствие.
— Следите ли Вы за развитием художников, работы которых покупаете?
— Когда ты смотришь на монстров искусства XX века, то задаешь себе вопрос: если бы я жил в начале XX века, купил бы я картины Матисса «Музыка» и «Танец»? Или картины «розового» периода Пикассо? Если бы у меня были такие возможности, то я бы это сделал. Когда мы смотрим на работы из собрания Щукина и Морозова, то понимаем, что самые сильные и мощные полотна были созданы в юности. Поэтому я покупаю молодых художников.
— По-вашему, раннее творчество — лучшее?
— Я вижу, что очень многие художники делают блестящие работы до 25 лет. (Посмотрите на первые работы Алексея Каллимы – они блестящие). Если до этого возраста художник ничего не сделал, ему будет сложнее. Правда, есть и исключения – например, Василий Кандинский, - единственный пример, когда художник начал писать довольно поздно, в 30 лет.
— А почему именно до 25 лет? Это обусловлено физиологией?
— Во-первых, это взгляд молодежи. Во-вторых, очень многие художники, взрослея, на волне успеха начинают себя повторять. С возрастом мы не только обретаем багаж знаний, но и становимся консервативнее – от этого не уйти. На самом деле искать молодежь, которая делает что-то свежее, - это довольно сложное упражнение, очень полезное для мозга.
«Работа художника становится предметом искусства только после того, как ее покупает коллекционер»
— Из чего складывается стоимость работ современных художников?
Пьер Броше:
— Работы молодого художника, который никогда не выставлялся, стоят 1000 долларов и меньше.
Алексей Горбунов:
— Объективно цена вытекает из истории продаж.
Пьер Броше:
— Для меня поход в мастерскую художника – своего рода поход в кабинет психоаналитика. Кто-то отдает 1000 евро за сеанс психоанализа, я – 1000 евро за искусство. Как говорил Жак Лакан, фаллос – это жизнь, полная удовольствия и эротизма. Это миф о полноте жизни. Такой же миф - создание коллекции. Ведь она никогда не заканчивается. Филателисты придумали все, чтобы не было ограничений. Работа коллекционера иллюстрирует принцип: нельзя иметь все, но у тебя есть ощущение, что у тебя есть все.
Что касается вопроса цены – это рынок. Если художник стремится попасть в мою коллекцию, это хороший знак. Если ему наплевать, и он хочет только денег – это признак того, что он меня не понимает. Зачем мне с ним торговаться и давать больше, чем я могу дать?
Когда умный коллекционер встречается с умным художником, то каждый из них понимает: работа становится произведением искусства только после того, как ее покупает коллекционер. С этого момента художник становится художником. Забудьте миф о прекрасном художнике, который не продает свои работы. Он может быть прекрасным творцом, но это не значит, что он занимается искусством. Вы спросите меня: «А почему ремесленник не может быть прекрасным художником? Ведь он продает очень много картин». Он продает очень много декоративно-прикладного творчества для дома. В «Леруа Мерлен» тоже продается много красивых обоев. А в «Икее» - очень много свечек, но это не искусство.
— Вы были учредителем созданного Вами российского «Клуба коллекционеров современного искусства». Сколько всего коллекционеров туда входит?
— Его уже не существует: когда так мало художников и так мало коллекционеров, клуб не может функционировать. Каждый коллекционер понимает: багаж, который у него есть, отношение к реальности, возможность проецировать собственные фантазии на предмет искусства, — у всех разные. Даже когда мы собираемся вместе, каждый очень ревнует, пытается доказать, кто круче. Всего же в России сейчас 100-150 покупателей современного искусства, а коллекционеров — 10-15.
Алексей Горбунов:- Три года назад, здесь в Х.Л.А.М.е, ты, Пьер, приводил такую статистику: в Москве сейчас пять коллекционеров новейшего искусства, 20 — тех, кто коллекционирует работы «неофициального искусства» 60-80 годов XX века и, наконец, 100 — тех, кто покупает 20 произведений современного искусства для особняка, и на этом останавливается.
Пьер Броше:
— Да, приблизительно так и есть.
Глубоко национальное искусство
— Пьер, прослеживается ли в работах современных российских художников национальность или эта грань стирается?
— Сегодня власть обвиняет российских художников в желании быть похожими на представителей западного искусства. Это, к сожалению, misunderstanding (недоразумение — прим. авт.). Это доказывает, что власть недостаточно глубоко смотрела на эти работы. Я убежден: то, что сегодня делают российские художники, - это абсолютно русское искусство. Это не похоже на западное искусство. Ситуация на редкость уникальна. Покойный ныне Влад Монро сделал одну серию под названием «Русские вопросы». Эта серия является фантастическим отражением того, что сейчас происходит в России. Когда Олег Кулик играет роль кусающейся собаки, он изображает символ Советского Союза. Я жил в Берлине в 1982 году и помню овчарок, которые охраняли границу ФРГ и ГДР. Это все очень сильно связано с культурой России. Причем это далеко не шутка. Эти художники – Кулик, Каллима, Дубосарский - серьезные ребята, которые понимают культуру своей страны и делают русские работы.
— «Синие носы» укладываются в эту концепцию?
— «Синие носы» тоже делают русское искусство. Когда они сделали фотоработу «Целующиеся милиционеры», они повторили главный образ – победы на войне. Помните, на всех советских плакатах были изображены целующиеся мужчины? «Синие носы» повторяют этот поцелуй. Но это появилось в контексте опасности пропаганды гомосексуализма, которой в России нет. В этой стране есть очень странная ситуация – когда начинают придумывать законы против какой-то несуществующей проблемы. Закон против пропаганды гомосексуализма, который приняли депутаты Госдумы, равносилен запрету входить в супермаркет со своим слоном. У меня ощущение, что законы, которые придумывают наши депутаты, нужны для того, чтобы на Западе считали, что в России живут чокнутые.
После нашего разговора Пьер Броше внимательно рассматривал работы Ивана Горшкова — то саквояж из ржавого листа железа с брошью, то две скульптуры. Одна из них — похожая на летящую комету, на которой жил Маленький Принц, особенно понравилась коллекционеру. Уезжая, он собирался ее купить.
— Мне очень важно понять, станет ли это искусство предметом гордости воронежцев. Я уверен, что, когда любой богатый человек уезжает за границу, он мечтает показать что-то из Воронежа. Представим себя через сто лет. Одна из этих скульптур будет стоять в лондонской галерее Tate Modern, вторая — в Нью-Йоркском музее современного искусства (MoMA).
— Сейчас такая работа стоит 2,5 тысячи евро. А сколько это будет стоить через 50-100 лет?
— Не важно. Если это будет в Нью-Йоркском музее современного искусства (Museum of Modern Art, MoMA) через сто лет, это будет стоить от миллиона евро до 10 миллионов. Очень часто, когда люди смотрят на картины Матисса, они думают: «Почему мы не жили в то время и не купили эти работы?». Этот вопрос себе стоит задать сегодня: почему вы не купили Горшкова и Жиляева, ведь через сто лет они будут гордостью Воронежской области. И я не шучу…
Беседовала Анастасия Сарма.
Фото Анастасия Сарма.
