Ректор Воронежской государственной академии искусств рассказал 36on.ru о неоконсерватизме, о своем пути в православии и йоге, о новых учебных планах Академии и предстоящих ретритах и резиденциях.
- За недолгое время твоей активной работы в Воронеже у тебя сложился имидж радикала. Как ты к нему относишься?
 |
|
Сейчас радикалом меня пытаются окрестить те, кто боится пропаганды однополой любви, сионизма и мата, потому что главные враги для них — это евреи, геи и матершинники.
При том, что повестка о ненормативной лексике и голых телах в искусстве, столь болезненная для Воронежа, давно отжила своё. Одни и те же люди в Воронеже и в Москве проклинают спектакль с обнажившимися актёрами и возносят на пьедестал Льва Додина, у которого всё это, тогда действительно революционное, было в 94-ом году. Которому президент уже не знает, какую награду ещё вручить...
Впрочем, оговорюсь, что если бы Додин к этому моменту не совершил своих триумфальных гастролей в Англии, в Америке, по всему миру и не стал бы самым почитаемым русским режиссёром, ему бы, я думаю, спектакль «Клаустрофобия» по текстам Сорокина не дали бы сыграть. И тем более — «Короля Лира», где половина мужского состава голыми носятся по сцене. Или вот ещё пример — Гергиев, на открытии его театра выступает Путин. А было время — мы привозили в Москву спектакль «Огненный ангел» по Прокофьеву, где весь женский хор обнажён.
Есть Уголовный кодекс, который должен запрещать что-либо, в том числе и на сцене. А другой не может быть цензуры. Некий условный поэт-матершинник хуже Бродского или Пушкина не потому, что он матерится, а потому, что он слабее как поэт. И запретить ему материться мы не имеем права никакого. Так же, как Бродскому или Пушкину.
- Для провинциально мыслящих людей враги ещё и либералы. По логике таких невежд, все либералы — это евреи и геи, которые матерятся...
- Меж тем слово «либерал» для меня ругательное почти настолько же, насколько оно ругательное для русского националиста. Другое дело, что для меня и «националист» — не менее ругательное, чем «либерал». Я хорошо знаю мусульманский национализм, я родился на Кавказе и очень люблю мусульманскую культуру, знаю индийский национализм, Индия — вторая родина для меня. Или Африка, я в общей сложности больше года провел там. Я человек мира и вот что скажу: национализм везде одинаковый — скучный, жлобский. Но я никогда себя и либералом не назову.
- Тогда кто ты? Тебе вообще не хочется себя определять в каких-либо терминах?
- Если какие-то термины и употреблять, то, наверное, это нео-консерватизм, новый традиционализм.
- Но от «консерватора» как-то не ждёшь привнесения в провинциальный город нового стиля, трансформации вуза в культурный центр и спектаклей про геев.
- Консерватизм для меня – это честность прежде всего. Мы всё время должны говорить о наших проблемах. И если сегодня проблема в отношении к геям, то нам нужны спектакли на тему пола, гендера, секса. Это, вообще-то, ключевая для человечества тема. Наша цивилизация - это мужской мир, сложившийся из подавления сексуальности. Государство, церковные институты (не «религии», но «институты») способствовали подавлению. Наша культура есть результат этого подавления, как, впрочем, и экономика, деньги, выдуманные мужиками. Мужчины и женщины на протяжении ночи могут получить разное количество оргазмов, и мужчины, априори проигрывая женщинам в сексуальной силе, компенсируют, сублимируют это в политику, бизнес, спорт или искусство.
- В нашей культуре «не выносят сора из избы» (ибо травматично и «не принято»).
- И для Востока, и для Запада, искусство — лучшая из всех существующих для этого площадок! Спектакли про геев, инвалидов, бездомных, богатых, стариков Воронежу дико нужны. Так же, как про полицейских и крестьян. Если не будет рефлексии, наша нация скатится в пропасть, в Средневековье. Рассматривать проблемы нужно на территории искусства.
- Для чего ты пригласил в Воронеж международный фестиваль театра для детей «Большая Перемена»?
- Мне кажется, Воронежу не хватает глубокого, системного внимания к детям, к их эстетическому воспитанию. В этом отношении интересен как раз опыт Запада. Европейский театр для детей, игровая культура намного лучше наших.
- А что можно сделать с помощью «Большой Перемены»?
- Педагогический стиль можно поменять, безусловно. Мы завершили несколько семинаров. Огромный интерес у педагогов и профессионалов, я очень рад. Вот Антон Адасинский, выдающийся перформер, танцор, актер. Лауреат и «Золотой Маски», и «Ники». Он не только танцу учит, он на своём тренинге людей погружает в глубины собственной психики. Разговор с актёрами ведётся о жизни и смерти. О твоей смерти, не бабушкиной, о твоей смерти, которая неизбежно случится. О времени, о вибрациях, об истерике, о психологических травмах, о смехе и слезах. Эти серьёзные практики выдержать может только молодое двадцатилетнее сознание, раньше опасно, а позже уже бессмысленно. И я вижу, как благодарны студенты.
Участники семинара Заслуженного учителя России Казарновского про театр как систему гуманитарного образования излучают те же благодарные эмоции. Это женщины в большинстве своём, среди них много пожилых, я в перерыве попросил их писать нам, делиться, и сразу — лавина интереса. Их будто разбудили: «Чему же мы детей учим в театральных студиях?»; «Вы нам спектакли по-ка-жи-те!»; «У нас 80 человек, от 4-х лет до взрослых, поэтому к нам приезжайте сперва!»
Давайте признаем, что существующие методики детского художественного воспитания исключительно советские. Были ли в советском прошлом великие достижения? Да кто спорит! Советское — это не значит: проклятое. Это означает конкретное время — до 85-го года. Мир с этого момента изменился невероятно. И ещё надо признать, что в 90-е взрослым было не до детей. Мы сильно им задолжали. Растёт уже другое поколение. Надо уберечь их от наших ошибок.
- Мы задолжали детям по всей стране. Но ты приехал именно сюда. Что тебя связывает с Воронежем?
- Я воспринимаю Воронеж как родину. У меня тётя, единственная сестра моей мамы, живёт в Берёзовой роще, у неё муж с Ельца, их дети здесь. Я впервые приехал сюда ещё ребёнком. Здесь журфак, на котором я учился и преподавал. Здесь мой первый театр, мой первый фестиваль.
- Чего не хватает городу в целом?
- Современного дизайна, стиля, вкуса. Он был здесь когда-то, но утрачен за последние 20 лет. Посмотришь на вывески на проспекте Революции, на афиши Оперного театра — и вспомнишь Бродского с его великой формулой: «Зло всегда плохой стилист». В таком театре не может быть живого творчества. По-твоему, это резко? Я имею право на такую оценку. Я так говорю потому, что работал с Метрополитен Опера, я познакомил Гергиева, главного русского дирижёра, с главным русским режиссёром Митей Черняковым, я сделал с ними спектакль на духовную тему про град Китеж. Еще мы с Петром Поспеловым создали оперу для Мариинского театра. Еще месте с ним же — работали над оперой Десятникова-Сорокина для Большого театра. Я не хвастаюсь, я объясняю: если вы что-то понимаете в музыке и театре, то, посмотрев на эти афиши, вы должны всё понять. Хотя я заглядывал на спектакли и, естественно, обнаружил там то же, что и на афишах...
Вчера ещё, до интернета, до глобализма могла быть чудовищная афиша и хороший оркестр. А сегодня это уже не афиша, а коммуникационное увеличительное зеркало, не афиша, а послание человечеству. Если послание человечеству выражается так...
Это проблема всей страны и всей нашей культуры. Чудовищный дизайн, разорванность всех мыслимых символических рядов. Например, наш герб царский, гимн советский, а флаг либеральный. Что из этого когнитивного диссонанса может родиться? И, увы, это не проблема последних двадцати лет.
Может быть, в этом причина неврозов и алкоголизма? Жлобская политика неизбежно рождает жлобские вывески и такие же человеческие отношения. И наоборот. Я как художник сигнализирую, в том числе докладом про культурную среду: «Человека поменять очень сложно. Но можно. Самый дешёвый и современный способ развивать человека — менять вывески». То есть создавать новое символическое поле: радостное, духовное, комфортное. Начинать с вывесок дешевле всего. А дальше дело дойдёт и до образования, и до литературы... Человек со вкусом должен быть целью любой политики, он экономически и гуманитарно эффективнее. Человек со вкусом, продолжаю Бродского цитировать, менее восприимчив ко всяким глупостям, заклинаниям дешёвым, ритмическим повторам, свойственным политической демагогии...
- Новые педагоги для Академии — твой близкий круг, насколько я понимаю?
- Кого-то я знаю близко и давно, как Лену Ковальскую, или Антона Адасинского, или Татьяну Гринденко, или Владимира Мартынова. Кого-то просто давно, как Михаила Шемякина. Но начав обсуждать с Михаилом образовательный проект, я открываю его заново и испытываю настоящее счастье. Я уже за одно это благодарен Воронежу. Других, как Славу Полунина, я близко не знал, но сейчас возникает новый уровень общения. Сказать, что я зову только совсем близких людей, нельзя. Другое дело — я дружу с уникальными людьми, лучшими профессионалами в своих областях. И отмечу попутно, что зовём мы их, как правило, не за бюджетные деньги. Привлекаем для этого новые средства.
- Ты приглашаешь их в соответствии со некой логикой или пока по наитию?
- Конечно, есть серьёзный план, композиция из нескольких базовых компонентов. К примеру, разделение плана годового на четыре части. Первая четверть - лекции воронежских преподавателей. Вторая часть это воронежская практика (дипломный спектакль, концерт в Филармонии). Третья часть - приглашённые лекторы. Четвёртая — внешняя практика — в Москве, во Франции, на Востоке — где угодно. Воронежским студентам и, шире, профессионалам не хватает кругозора, опыта жизни в других культурах и профессиональных сообществах. Этим я и мои друзья можем поделиться.
- Если эта летняя практика планируется на каникулы, может, и жителям региона будет на что посмотреть?
- Академия станет и методическим, и научным, и продюсерским центром, не только образовательным. Чтобы подготовить музыкантов оперных, народных, джазовых, равно как и продюсеров, нужен практический, живой опыт. И продюсерам, равно как и всем остальным, не обойтись без проведения фестивалей, дающих возможность выступать. Лето и область для этого — идеальные время и место. Многих, уверен, наша активность порадует и увлечёт.
Когда мы создали и поставили на ноги фестиваль «Золотая Маска», мы пошли дальше — стали показывать спектакли за рубежом, придумали «Новую Драму», затеяли программу семинаров, стали издавать книги. В общем, получается, что я всю свою жизнь занимаюсь одним и тем же универсальным делом. Хоть Мариинский театр и отличается от «Практики». Я создаю пространство для творчества. Оно должно быть универсальным, интегральным. Для меня буфет в театре так же важен, как спектакль. Отношения с уборщицей так же важны, как с актёрами. Академия станет культурным центром со множеством событий. Мы будем не только учиться и учить, мы постоянно будем что-то продюсировать, исследовать, издавать. Уверен, будет много дополнительных благотворительных и социальных активностей, творческих ретритов на Хопре, в Богучаре, в Острогожске. Будут резиденции...
- В современном мире тема лидерства одна из самых закрытых, одна из самых больных тем.
Хорошо, что в Европе заботятся о слабых, говорят о правах меньшинств, о нуждах мигрантов, больных теми или иными болезнями и т.д. Однако самое дискриминируемое меньшинство — это талантливые, пассионарные люди. Запад, реализуя со страшными ошибками, вывихами идею демократии, попытался отменить один из базовых законов — закон пассионарности, лидерства. В волчьей стае может быть семь особей мужского пола, но если погибает вожак, а среди этих семерых нет никого, кто к лидерству предрасположен генетически, то они разбегаются. Рожать от этих волков волчицы будут. Но не будут воспринимать их как вожаков. Это универсальный закон, он работает и в курятнике, и в океане, и у людей. Современная западная цивилизация подавляет лидера, пассионария. Лидерство часто связывают с агрессией, авторитаризмом. Пассионарию-то по фигу: его чем больше подавляешь, тем быстрее он осознаёт свою миссию, особенно если она заканчивается крестом, на котором его распинают. А вот для общества это — катастрофа... Невнимание к настоящим художникам, к большим авторам, мыслителям оборачивается заменой их на обезьянок. Посмотрите, в авторитетах сегодня не учёные-гуманитарии, не лучшие писатели, не великие кинорежиссёры, а обезьянки-актёры. Они друзья президентов. Они на обложках. И портные ещё, так называемые кутюрье, втюхивающие нам одежду, сумки, косметику, белье, парфюмерию и всё, что можно ещё придумать…
- Раз уж ты вспомнил образ Христа и креста, то скажи, почему из всех религий мира, открытого тебе, ты исповедуешь православие?
- Прежде всего потому, что меня крестили родители. Их воспитание и мой личный опыт помогли прийти уже в зрелом возрасте к осознанной вере. Да, увы, в зрелом…У меня ведь и советское воспитание было… Но сейчас для меня нет ничего дороже веры. Да, это дело личное, интимное. Да, это вопрос сложный. Я со многими православными священниками знаком близко. Бывает, спорим. Кто-то не принимает мои воззрения, кто-то благословляет… Ещё раз повторю – надо быть очень осторожным в этих вопросах. И не только нам, мирским людям. Церковь тоже должна быть осторожна и деликатна. Меня очень задевают слова некоторых священников о вреде йоги, например. Или слова, осуждающие другие конфессии, религии. Это грех. Если говорить о корне религии, то он один. Глубинной разницы между, например, мусульманами, православными или иудеями не существует: то же отношение к Единому Богу, к людскому братству, к семье, к правде, к милостыне, к благотворительности, к развитию... Но у каждой конфессии, нации свои проблемы, свои исторические обстоятельства. Христианская традиция, в отличие от буддизма и ислама, не привнесла в будничную жизнь практической дисциплины. Мусульмане молятся пять раз в день, это один из столпов их веры, фард, у индусов есть йога, буддисты медитируют, вот они и здоровее нас. Один близкий мне человек 60-ти с лишним лет, индийский учитель, йог, гостил у нас с женой в нашем доме в северной Индии. Когда он мне сказал: «Christianity – it is a Sunday religion», - конечно, хотелось ему вцепиться в горло: «Как же ты наше православие так оскорбляешь?» Но с другой стороной, он прав — сегодня для многих «христианство - это воскресная религия», которая не даёт жёсткой повседневной дисциплины. Хотя прежде была молитвенная практика великая, монастырская прежде всего. У исихастов были упражнения, соответствующие йоге, что подтверждает универсальность религий. Но мы это потеряли. Почти потеряли. И спасение нашей нации, нашей культуры – в восстановлении этих великих традиций. Нет другого пути, это наша сила и корни. Вот пятитомник «Добротолюбие» - наставления старцев, невероятно мудрых и сильных. Это потрясающий, захватывающий текст, это документ, современнее которого не найти. Даже в документальном театре… Выражаясь сегодняшним нью-эйджевским языком – это учебник психологии, йоги и пранаямы… Я о человеке из этой книги узнал не меньше, чем из любимых книг Юнга или Франкла. Это и есть суть православия, религии нашей земли.
Беседовала Елена Дудукина
