Профессор, заслуженный работник высшей школы Бронислав ТАБАЧНИКОВ отметил 75-летие. Накануне он признался "Воронежскому курьеру", что считает себя просветителем. А вчера губернатор Алексей Гордеев вручил ему памятный знак "Благодарность от земли Воронежской".
- Планируете отмечать круглую дату?
- То, что ты обернулся вместе с Землей вокруг Солнца 20, 30 или 75 раз, -- не великая заслуга. Другое дело, что, чем больше живешь и познаешь, тем важнее каждый раз получать возможность остановиться, оглянуться назад и понять: что ты сделал, сумел ли себя самореализовать. Понять, как к тебе относятся родные и близкие. Я люблю встречи по таким поводам. Они высвечивают важные вещи. Помню, как в 2002 году на очередном августовском педсовете объявили о присвоении мне звания "Заслуженный работник высшей школы РФ". Было невероятно приятно, когда тысячный зал, где собрались мои коллеги, встал и приветствовал меня аплодисментами. Впрочем, никогда нельзя думать, что всего достиг в профессии. Но когда так к тебе относятся твои коллеги, значит, чего-то удалось достичь.
- Вот вы сказали о самореализации. Удалось самореализоваться?
- Вы знаете, удалось. В самореализации я вижу две стороны одной медали. Первая -- признание тебя полноправным членом того профессионального сообщества, в котором существуешь. Вторая -- внутреннее удовлетворение от того, чего достигаешь. Судьбой ли, природой ли, мне были даны счастье и возможность реализовать себя в тех творческих направлениях, которые меня интересуют и привлекают. Читал лекции сначала студентам, теперь уже почти четверть века учителям, выступаю со вступительным словом перед концертами симфонического оркестра, веду различные вечера и юбилеи в Доме актера. Когда люди говорят тебе добрые слова, благодарят, искренне выражают свои чувства, можно судить о том, что каких-то скромных успехов удалось добиться. Не стоит полагать, даже зная о собственных званиях и регалиях, что достиг невероятных вершин. Мы знаем тысячи людей, кому за более короткий срок удалось добиться гораздо большего.
- Вы ученый, педагог, театральный и музыкальный критик, практически уже профессиональный конферансье. Но все-таки кем вы себя больше считаете?
- Просветителем. Человеком, накопившим некоторую толику знаний, осмыслившим их, пытающимся глубоко понять закономерности того, о чем говоришь. Прежде всего позиционирую себя как научного работника и педагога. Счастлив, что мои работы печатаются на иностранных языках, издаются в России. На следующий семестр я приглашен визит-профессором в Польский университет. Уже 24 года заведую кафедрой истории, философии и культуры областного института повышения квалификации и переподготовки работников образования. Поэтому педагогическую работу считаю главной. В год провожу до 50 симфонических и театральных вечеров. А в учительскую аудиторию вхожу практически ежедневно. Каждый день начинается с того, что сажусь за письменный стол и работаю над статьей, пособием, новой программой, которые завтра или послезавтра найдут свое применение.
- Вам часто приходится ездить за рубеж. На каком языке общаетесь со студентами?
- По-разному. Все зависит от того, насколько хорошо я владею тем или иным языком. В Польше веду занятия на польском. По своему научному направлению я являюсь узким специалистом в области стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Недавно вот написал большую статью о Польше в связи с 30-летием введения там военного положения в декабре 1981 года. Только в мае вернулся оттуда, а совсем скоро поеду вновь. Где я так свободно не владею языками, говорю в основном по-русски. На языке страны, где читаю лекции, могу общаться только на семинарских занятиях, да и то, если хватает словарного запаса. Несколько раз доводилось преподавать в США, у ребят, которые являются специалистами по русской словесности, истории, политике. Например, в штате Вермонт есть колледж Сент-Майкл, который входит в "Лигу плюща" и числится в десятке самых привилегированных вузов Америки. Там сильная школа русистов. А впервые в США я приехал по приглашению Мормонского университета. Там тоже большая кафедра русского языка. Так что проблем в общении и чтении лекций я не испытывал.
- Вы не являетесь уроженцем Воронежа. Стал ли город для вас родным?
- Здесь я без малого полвека. А вообще социализация личности в любом городе с родным языком занимает 10 -- 15 лет. Мне понадобилось не меньше десятилетия, чтобы занять в Воронеже скромное, но все-таки достойное положение. Нишу, которую никто другой не занимает. Всегда подчеркиваю принадлежность к воронежской земле.
- Родители большую роль сыграли в становлении будущего профессора?
- Трудно сказать. Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Шел пятый день войны, и она скончалась после тяжелой болезни. Отец ушел на фронт. Воспитывала меня мамина родня. По сути, они спасли мне жизнь. Со стороны родни испытывал большое моральное и нравственное влияние. В остальном я многим обязан русской и мировой культурам, в ауре которых сам старался себя воспитывать и образовывать, стремясь прийти к какому-то положительному результату. С детства я много читал, слушал по радио музыкальные и театральные трансляции, чтобы иметь более широкий кругозор. Недавно я приехал из Днепропетровска, где в очередной раз был на могиле отца. Я всегда чту своих родителей. Они были простые люди, не имевшие высшего образования, но отличались порядочностью, мудростью и добротой.
- Бронислав Яковлевич, при вашем умении так непринужденно выступать на сцене невольно хочется спросить: неужели никогда не хотели стать артистом?
- Я рано определился с выбором профессии. У каждого человека непременно есть хотя бы одно хорошее качество. У меня такое тоже было. С детства умел интересно и подробно (поскольку была неплохая память), с некоторой выдумкой рассказывать людям о чем-то. Рано решил, что буду учителем. Не важно, на каком уровне -- школьном или вузовском. Все остальные увлечения и интересы призваны помогать основной профессии. Вам же известно, что я часто выступаю на сцене, что-то рассказываю (иногда даже пою) - это подспорье для главного в моей жизни. Педагогики. Ведь когда ты расскажешь учителям что-то выходящее за рамки нашей обязательной программы, проводимые курсы становятся куда интереснее. Артистом не хотел быть по той причине, что фактически вырос в театре и понимал всю сложность профессии.
- Свой первый поход в театр помните?
- 1941 год. Немецкая армия наступала на Украину и в конце августа ее захватила. У моей тети -- родной сестры мамы -- муж работал в администрации Днепродзержинского театра и дружил с Леонидом Брежневым, который тогда был вторым секретарем Днепропетровского обкома. Брежнев любил театр. Он дал дяде вагон, велел заселить туда работников театра и их родственников и уезжать. Из Днепродзержинска мои родственники прибыли в Днепропетровск, где я был, по сути, оставлен на произвол судьбы. Они взяли меня с собой, и вместе с театром я попал в эвакуацию. Мне было шесть лет, когда я начал ходить на репетиции и спектакли. В школьные годы посещал филармонию, различные концерты. И когда в 1960 -- 1962 годах служил в армии в войсках ПВО в Иркутске, произошло следующее. Служба была трудной. Мы вели постоянное боевое дежурство и восемь месяцев не выходили из казармы. Когда я впервые оказался в увольнении, первым делом пошел в театр. Захотелось написать об этом. Отправил материал в газету "Восточно-Сибирская правда", которая его опубликовала. Дальше, пока служил, мои рецензии и очерки стали постоянно появляться на ее полосах.
- Не часто приходится встречать людей с таким потрясающим чувством юмора, как у вас. Оно врожденное или приобретенное?
- Его, судя по всему, я перенял у отца. Он мастерски умел шутить, острить, выдумывать всякие истории. Можно часами рассказывать, как папа устраивал розыгрыши. Отец прошел войну от Сталинграда до Берлина. После Победы ждал демобилизации. Видимо, находился на постое в каком-то доме в Берлине, где обнаружил маленькую фотографию Дины Дурбин. А в те годы в СССР показывали огромное количество фильмов с ее участием. На карточке он написал: "Дорогому Якову Петровичу от Дины Дурбин". Так вот, когда собиралась родня и начинались разговоры: "А вы видели фильм? Как там Дурбин играет!" -- отец говорил: "Да что там! Вот она мне свою фотографию подарила". Показывал ее, а все с восторгом причитали: "Что, правда?!". Им в голову не могло прийти, что Дина Дурбин не может писать на русском языке. Открыток с ее изображением в СССР не продавали.
- Своих дочерей в каком духе воспитывали?
- И я, и моя покойная супруга прежде всего ориентировали их на самое главное -- быть порядочными людьми. В любой жизненной ситуации поступать так, чтобы не было стыдно смотреть окружающим в глаза. Так повелось, что кругозор девочек во многом формировался за счет родительских интересов. В нашем доме постоянно бывали неординарные личности. Например, в 1970-х годах на гастролях в Воронеже был столичный театр Ленинского комсомола. Такие известные актеры, как Леонов, Караченцов, Струнова и другие были у нас частыми гостями либо мы ходили к ним. Помню, как с Саратовским театром на гастроли приезжал Олег Янковский и его жена Людмила Зорина. Мы много с ними общались, можно сказать, дружили. А уж про воронежских артистов и говорить нечего. У нас дома постоянно бывали Владимир Седов, Инга Мысовская, режиссер Валерий Соловьев и многие, многие другие.
- А внуков, признайтесь, балуете?
- Не могу сказать, что излишне балую. У меня шесть внуков. Двое из них живут в США. Главным образом стараюсь влиять на их воспитание как педагог. Радуюсь, когда учителя говорят мне об их успехах. Старшая внучка, будучи ученицей шестого или седьмого класса, завоевала третье место на Всероссийском конкурсе по обществознанию в Москве. Такой результат в масштабе страны я считаю большим успехом. Так что прежде всего стараюсь передать им толику того, что знаю сам.
- Что вас как ученого, историка больше всего раздражает в современной России?
- Меня убивают две вещи -- размах воровства и коррупции и монополизм. Плюс кадровый голод. Часто не понимаю, почему тот или иной человек занимает ответственный пост, совершенно не зная, что и как нужно делать, не умеющий масштабно мыслить. С одной стороны, Россия -- страна потрясающих богатств и территорий. С другой -- огромные пространства и тяжелый климат заставляют искать выход между западной моделью развития государства и какой-то другой.
- Которую сами еще не придумали?
- Совершенно верно! Подобная неопределенность постоянно порождает стремление к авторитаризму, мобилизационной экономике. А раз так, обязательно найдутся люди, которые захотят, что называется, проехать без билета. Тут мне видится следствие каких-то глубинных, объективных факторов, повторяющихся в России из века в век.
- Когда выпадают свободные минуты, то чему их любите посвящать?
- Для меня работа и отдых -- понятия равноценные. Люблю несколько вещей: посмотреть спортивные передачи, в частности, футбол (вот уже 60 лет я болею за ЦСКА), послушать в хорошем исполнении камерную симфоническую музыку. Наконец, сейчас выходит столько прекрасных книг, что стараешься не отстать от времени, быть в курсе литературных процессов. Недавно я прочитал монографию Алексея Варламова об Андрее Платонове. Но не менее интересна его книга об Алексее Толстом. Потрясла работа Дмитрия Быкова "А был ли Горький?". Я люблю творчество Алексея Максимовича, а его пьесы, которые сейчас, к сожалению, мы не видим на сценах воронежских театров, считаю вершиной классики. И я нашел в книге Быкова суждения и чувства, которые по отношению к Горькому близки и автору, и мне.
Беседовал Павел ЛЕПЕНДИН
- Планируете отмечать круглую дату?
- То, что ты обернулся вместе с Землей вокруг Солнца 20, 30 или 75 раз, -- не великая заслуга. Другое дело, что, чем больше живешь и познаешь, тем важнее каждый раз получать возможность остановиться, оглянуться назад и понять: что ты сделал, сумел ли себя самореализовать. Понять, как к тебе относятся родные и близкие. Я люблю встречи по таким поводам. Они высвечивают важные вещи. Помню, как в 2002 году на очередном августовском педсовете объявили о присвоении мне звания "Заслуженный работник высшей школы РФ". Было невероятно приятно, когда тысячный зал, где собрались мои коллеги, встал и приветствовал меня аплодисментами. Впрочем, никогда нельзя думать, что всего достиг в профессии. Но когда так к тебе относятся твои коллеги, значит, чего-то удалось достичь.
- Вот вы сказали о самореализации. Удалось самореализоваться?
- Вы знаете, удалось. В самореализации я вижу две стороны одной медали. Первая -- признание тебя полноправным членом того профессионального сообщества, в котором существуешь. Вторая -- внутреннее удовлетворение от того, чего достигаешь. Судьбой ли, природой ли, мне были даны счастье и возможность реализовать себя в тех творческих направлениях, которые меня интересуют и привлекают. Читал лекции сначала студентам, теперь уже почти четверть века учителям, выступаю со вступительным словом перед концертами симфонического оркестра, веду различные вечера и юбилеи в Доме актера. Когда люди говорят тебе добрые слова, благодарят, искренне выражают свои чувства, можно судить о том, что каких-то скромных успехов удалось добиться. Не стоит полагать, даже зная о собственных званиях и регалиях, что достиг невероятных вершин. Мы знаем тысячи людей, кому за более короткий срок удалось добиться гораздо большего.
- Вы ученый, педагог, театральный и музыкальный критик, практически уже профессиональный конферансье. Но все-таки кем вы себя больше считаете?
- Просветителем. Человеком, накопившим некоторую толику знаний, осмыслившим их, пытающимся глубоко понять закономерности того, о чем говоришь. Прежде всего позиционирую себя как научного работника и педагога. Счастлив, что мои работы печатаются на иностранных языках, издаются в России. На следующий семестр я приглашен визит-профессором в Польский университет. Уже 24 года заведую кафедрой истории, философии и культуры областного института повышения квалификации и переподготовки работников образования. Поэтому педагогическую работу считаю главной. В год провожу до 50 симфонических и театральных вечеров. А в учительскую аудиторию вхожу практически ежедневно. Каждый день начинается с того, что сажусь за письменный стол и работаю над статьей, пособием, новой программой, которые завтра или послезавтра найдут свое применение.
- Вам часто приходится ездить за рубеж. На каком языке общаетесь со студентами?
- По-разному. Все зависит от того, насколько хорошо я владею тем или иным языком. В Польше веду занятия на польском. По своему научному направлению я являюсь узким специалистом в области стран Центральной и Юго-Восточной Европы. Недавно вот написал большую статью о Польше в связи с 30-летием введения там военного положения в декабре 1981 года. Только в мае вернулся оттуда, а совсем скоро поеду вновь. Где я так свободно не владею языками, говорю в основном по-русски. На языке страны, где читаю лекции, могу общаться только на семинарских занятиях, да и то, если хватает словарного запаса. Несколько раз доводилось преподавать в США, у ребят, которые являются специалистами по русской словесности, истории, политике. Например, в штате Вермонт есть колледж Сент-Майкл, который входит в "Лигу плюща" и числится в десятке самых привилегированных вузов Америки. Там сильная школа русистов. А впервые в США я приехал по приглашению Мормонского университета. Там тоже большая кафедра русского языка. Так что проблем в общении и чтении лекций я не испытывал.
- Вы не являетесь уроженцем Воронежа. Стал ли город для вас родным?
- Здесь я без малого полвека. А вообще социализация личности в любом городе с родным языком занимает 10 -- 15 лет. Мне понадобилось не меньше десятилетия, чтобы занять в Воронеже скромное, но все-таки достойное положение. Нишу, которую никто другой не занимает. Всегда подчеркиваю принадлежность к воронежской земле.
- Родители большую роль сыграли в становлении будущего профессора?
- Трудно сказать. Моя мама умерла, когда мне было пять лет. Шел пятый день войны, и она скончалась после тяжелой болезни. Отец ушел на фронт. Воспитывала меня мамина родня. По сути, они спасли мне жизнь. Со стороны родни испытывал большое моральное и нравственное влияние. В остальном я многим обязан русской и мировой культурам, в ауре которых сам старался себя воспитывать и образовывать, стремясь прийти к какому-то положительному результату. С детства я много читал, слушал по радио музыкальные и театральные трансляции, чтобы иметь более широкий кругозор. Недавно я приехал из Днепропетровска, где в очередной раз был на могиле отца. Я всегда чту своих родителей. Они были простые люди, не имевшие высшего образования, но отличались порядочностью, мудростью и добротой.
- Бронислав Яковлевич, при вашем умении так непринужденно выступать на сцене невольно хочется спросить: неужели никогда не хотели стать артистом?
- Я рано определился с выбором профессии. У каждого человека непременно есть хотя бы одно хорошее качество. У меня такое тоже было. С детства умел интересно и подробно (поскольку была неплохая память), с некоторой выдумкой рассказывать людям о чем-то. Рано решил, что буду учителем. Не важно, на каком уровне -- школьном или вузовском. Все остальные увлечения и интересы призваны помогать основной профессии. Вам же известно, что я часто выступаю на сцене, что-то рассказываю (иногда даже пою) - это подспорье для главного в моей жизни. Педагогики. Ведь когда ты расскажешь учителям что-то выходящее за рамки нашей обязательной программы, проводимые курсы становятся куда интереснее. Артистом не хотел быть по той причине, что фактически вырос в театре и понимал всю сложность профессии.
- Свой первый поход в театр помните?
- 1941 год. Немецкая армия наступала на Украину и в конце августа ее захватила. У моей тети -- родной сестры мамы -- муж работал в администрации Днепродзержинского театра и дружил с Леонидом Брежневым, который тогда был вторым секретарем Днепропетровского обкома. Брежнев любил театр. Он дал дяде вагон, велел заселить туда работников театра и их родственников и уезжать. Из Днепродзержинска мои родственники прибыли в Днепропетровск, где я был, по сути, оставлен на произвол судьбы. Они взяли меня с собой, и вместе с театром я попал в эвакуацию. Мне было шесть лет, когда я начал ходить на репетиции и спектакли. В школьные годы посещал филармонию, различные концерты. И когда в 1960 -- 1962 годах служил в армии в войсках ПВО в Иркутске, произошло следующее. Служба была трудной. Мы вели постоянное боевое дежурство и восемь месяцев не выходили из казармы. Когда я впервые оказался в увольнении, первым делом пошел в театр. Захотелось написать об этом. Отправил материал в газету "Восточно-Сибирская правда", которая его опубликовала. Дальше, пока служил, мои рецензии и очерки стали постоянно появляться на ее полосах.
- Не часто приходится встречать людей с таким потрясающим чувством юмора, как у вас. Оно врожденное или приобретенное?
- Его, судя по всему, я перенял у отца. Он мастерски умел шутить, острить, выдумывать всякие истории. Можно часами рассказывать, как папа устраивал розыгрыши. Отец прошел войну от Сталинграда до Берлина. После Победы ждал демобилизации. Видимо, находился на постое в каком-то доме в Берлине, где обнаружил маленькую фотографию Дины Дурбин. А в те годы в СССР показывали огромное количество фильмов с ее участием. На карточке он написал: "Дорогому Якову Петровичу от Дины Дурбин". Так вот, когда собиралась родня и начинались разговоры: "А вы видели фильм? Как там Дурбин играет!" -- отец говорил: "Да что там! Вот она мне свою фотографию подарила". Показывал ее, а все с восторгом причитали: "Что, правда?!". Им в голову не могло прийти, что Дина Дурбин не может писать на русском языке. Открыток с ее изображением в СССР не продавали.
- Своих дочерей в каком духе воспитывали?
- И я, и моя покойная супруга прежде всего ориентировали их на самое главное -- быть порядочными людьми. В любой жизненной ситуации поступать так, чтобы не было стыдно смотреть окружающим в глаза. Так повелось, что кругозор девочек во многом формировался за счет родительских интересов. В нашем доме постоянно бывали неординарные личности. Например, в 1970-х годах на гастролях в Воронеже был столичный театр Ленинского комсомола. Такие известные актеры, как Леонов, Караченцов, Струнова и другие были у нас частыми гостями либо мы ходили к ним. Помню, как с Саратовским театром на гастроли приезжал Олег Янковский и его жена Людмила Зорина. Мы много с ними общались, можно сказать, дружили. А уж про воронежских артистов и говорить нечего. У нас дома постоянно бывали Владимир Седов, Инга Мысовская, режиссер Валерий Соловьев и многие, многие другие.
- А внуков, признайтесь, балуете?
- Не могу сказать, что излишне балую. У меня шесть внуков. Двое из них живут в США. Главным образом стараюсь влиять на их воспитание как педагог. Радуюсь, когда учителя говорят мне об их успехах. Старшая внучка, будучи ученицей шестого или седьмого класса, завоевала третье место на Всероссийском конкурсе по обществознанию в Москве. Такой результат в масштабе страны я считаю большим успехом. Так что прежде всего стараюсь передать им толику того, что знаю сам.
- Что вас как ученого, историка больше всего раздражает в современной России?
- Меня убивают две вещи -- размах воровства и коррупции и монополизм. Плюс кадровый голод. Часто не понимаю, почему тот или иной человек занимает ответственный пост, совершенно не зная, что и как нужно делать, не умеющий масштабно мыслить. С одной стороны, Россия -- страна потрясающих богатств и территорий. С другой -- огромные пространства и тяжелый климат заставляют искать выход между западной моделью развития государства и какой-то другой.
- Которую сами еще не придумали?
- Совершенно верно! Подобная неопределенность постоянно порождает стремление к авторитаризму, мобилизационной экономике. А раз так, обязательно найдутся люди, которые захотят, что называется, проехать без билета. Тут мне видится следствие каких-то глубинных, объективных факторов, повторяющихся в России из века в век.
- Когда выпадают свободные минуты, то чему их любите посвящать?
- Для меня работа и отдых -- понятия равноценные. Люблю несколько вещей: посмотреть спортивные передачи, в частности, футбол (вот уже 60 лет я болею за ЦСКА), послушать в хорошем исполнении камерную симфоническую музыку. Наконец, сейчас выходит столько прекрасных книг, что стараешься не отстать от времени, быть в курсе литературных процессов. Недавно я прочитал монографию Алексея Варламова об Андрее Платонове. Но не менее интересна его книга об Алексее Толстом. Потрясла работа Дмитрия Быкова "А был ли Горький?". Я люблю творчество Алексея Максимовича, а его пьесы, которые сейчас, к сожалению, мы не видим на сценах воронежских театров, считаю вершиной классики. И я нашел в книге Быкова суждения и чувства, которые по отношению к Горькому близки и автору, и мне.
Беседовал Павел ЛЕПЕНДИН
