Михаил Добровольский – воронежский художник в сфере современного искусства, автор выставок в галерее Х.Л.А.М. и мастерской «Дай пять», участник арт-резиденции «Выкса». В 2021 году получил грант от специального проекта поддержки Фонда Cosmoscow. Недавно Михаил выступил в новой для себя роли куратора выставки, а сейчас продолжает экспериментировать с форматами и материалами. О поиске себя, пути становления, ранних работах, а также о дальнейших планах Михаила – в интервью Полины Труфановой.
– Михаил, при подготовке к этому интервью я постаралась найти информацию о твоем становлении как художника. И я с удивлением обнаружила, что в медиапространстве ее крайне мало. ВГАСУ, два с половиной года работы по специальности, работа дизайнером на фрилансе, а потом — внезапное озарение? Давай начнем прямо с истоков: маленького Мишу посещала идея стать художником, или первая мысль об этом родилась уже в осознанном возрасте?
– Трудно сказать, когда я решил стать художником. Наверное, да, красиво сказать, что такие решения принимаются в детстве. Рисовать мне нравилось, но, кажется, я никогда не проявлял в этом каких-то феноменальных результатов, скорее просто демонстрировал интерес. Поэтому позже все ограничивалось просто рисованием в блокнотах, на листочках, на партах, на улице и т. д. Со временем я перенес на холсты и также непринужденно продолжил рисовать «в стол». Пока все, что там находилось, не «раздулось» и не «взорвалось». На самом деле, решение быть художником принималось на работе, и вопрос стоял скорее, насколько серьезно я хочу этим заняться и стоит ли ради этого бросать работу. Времени и событий прошло много, и по итогу я ответил, что готов заниматься этим серьезно и да – стоило.
– Лично я впервые узнала о твоем творчестве в 2020-м, наткнувшись на твой сайт с «картинками людей, которые дерутся». Но, как я понимаю, деятельность художника ты начал раньше. Какими были твои первые работы?
– Самые первые, думаю, я просто не хочу вспоминать. Но если говорить о первых работах в момент, когда я осознал себя как художник, то это были небольшие холсты (мне почему-то больше всего они нравились) с изображениями маленьких людей, которые дерутся. На первых дерущихся людей меня подвиг просмотр телевизора, новостных и политических шоу. Какие-то они были заряжающие. И это, наверное, можно считать пограничными работами, после которых я кардинально поменял свой взгляд. Я делал много графики с исковерканными и искалеченными людьми и
тяжелым готическим вайбом.
– Найти свой стиль, свою уникальность — задача непростая. У многих на этом этапе случается ступор, обостряется самокритичность. Сталкивался ли ты тогда с творческими кризисами?
– Конечно. Сталкивался и сталкиваюсь каждый день. Творчество отнимает достаточно много сил и нервов. Это всегда какая-то бешеная погоня, но только в голове – на практике все двигается медленно. Я стараюсь найти какой-то баланс между ответственным переживанием и размышлением, эффективной работой и откровенной прокрастинацией, с переменным успехом у меня получается.
– В своем творчестве ты в основном обращаешься к теме конфликтов. Однако раскрываешь ее не через драму, а скорее через юмор — это понятно в том числе из ироничных названий твоих работ и текстов к ним. Например, «Человек кусает собаку», «Трёхрукий Сергей случайно напал на двурукого Данилу», «Сражение за сигареты и длинные пальцы на углу улицы Просторная (в трёх частях)». Сюжеты для картин изначально видятся тебе забавными или это каждый раз челлендж: увидеть в конфликте юмор?
– Это не ироничные названия, они довольно грустные и тоскливые, мне от них становится горько. Я хотел бы скорее передать юмор через тоску и уныние. В названиях работ я хочу особым образом воссоздать тон, который может передать репетативность и монотонность мира. Чтобы в конце они вызывали двойственные, неопределенные чувства.
– В своих работах ты чего только не используешь. Насколько я помню – от газовой горелки до пластиковой пленки и баллончика. Есть ли у тебя какие-то внутренние рамки, за которые ты не выйдешь, или для тебя искусство — это абсолютная свобода самовыражения?
– Не помню, чтобы я пробовал газовую горелку, но вот утеплитель, ткань, пупырку, то, что позволила мне моя смелость, я пробовал. К сожалению, это узкий список, потому что пока я ограничен размерами своего рабочего пространства и так как работаю преимущественно дома. Но использование всего, что только можно придумать и увидеть, – это то, к чему я стремлюсь. Соединить практику наблюдения ситуаций с улицы с нанесением изображения случайными материалами.
– В одном из своих недавних интервью ты говорил, что хочешь больше работать с текстом и звуком. Ты видишь эти направления в связке с живописью – как некий иммерсивный перформанс? Или их ты рассматриваешь отдельно от картин?
– Если говорить в парадигме лингвистики, то «текст» непосредственно связывается с устной речью, которая включает в себя понимание звучащей речи, то есть «звука». Можно сказать, что в контексте моих слов эти термины были связаны. Так, я часто переношу в текст то, что слышу, создавая повествование. А визуальные работы – это эстетическая часть, которая не может работать без текста. Поэтому я скорее рассматриваю все, что я делаю, вместе.
– Есть ли у тебя «неизданное»? Какие-то картины, которые ты передумал показывать публике или вообще бросил писать?
– Да, такого очень много. Наверное, это неизбежно, не каждый шаг художника может быть «в точку». Мне кажется, важнее делать несколько небольших шажков, часть из которых будут не совсем удачными (которые, например, лучше не показывать). Процесс «шагания» должен быть постоянным. Чтобы не входить в тяжелый процесс раскачивания каждый раз.
– Мне кажется, обычно креативная молодежь стремится строить карьеру в более крупных городах. Ты же, наоборот, связываешь свое творчество именно с Воронежем, хотя часто выставляешься на крупных арт-площадках в той же Москве. Можешь объяснить, чем тебя вдохновляет наш город? Что ты в нем находишь после стольких лет жизни здесь?
– Я не люблю выходить на улицу в целом, где бы я ни жил. И хотя я черпаю вдохновение именно здесь, для меня это такой же труд, как и сам процесс рисования. Наверное, если бы можно было не выходить никуда лишний раз, я бы этого не делал. Если выйти на улицу, то можно явственнее увидеть течение времени и жизни, что, конечно, немного (а может и не немного) портит настроение.
– Тебе не «тесно» здесь? Я имею в виду, что в Воронеже тебя знает чуть ли не каждый, кто интересуется артом: невозможно не вспомнить твои работы в галерее Х.Л.А.М. или в мастерской «Дай пять». Есть ли у тебя амбиции когда-нибудь все же перекочевать в столицу или, может, другие города?
– Может, когда-нибудь. Но мне кажется, для меня интереснее сделать хорошо там, где я живу. Отчасти из таких побуждений и появился мой кураторский проект.
– В августе ты курировал выставку «Игра в ацедию» другого художника – Павла Варнавского – в рамках проекта Ferrum cursores. Для тебя это был первый такой опыт? В чем именно состояла твоя работа в лице куратора?
– Да, для меня это был первый опыт кураторства. Во многом это не совсем то, что я себе представлял, но то, к чему я готовился морально. Большая часть работы – это координация, связь и удержание всего под контролем, снятие с художника всех организаторских забот. Ну и не в последнюю очередь нужно грамотно все собрать в интересную выставку. Мне кажется, что большая часть того, что я задумал, получилась. Конечно, было не так просто, потому что у Паши не было выставок и во многом наши взгляды не всегда совпадали, но выход найти удавалось. Он оказался довольно сговорчивым художником, который хорошо постарался. Этот опыт был полезен для нас обоих.
– Хочешь продолжить свою карьеру в этом направлении? Или ты больше исполнитель, чем менеджер?
– Конечно, мне хотелось бы продолжить, но сейчас я больше сосредоточен на своих проектах. Несмотря на то, что я чувствую большую потребность в кураторстве для самого себя, я вижу много интересных авторов, с которыми хочу поработать. Буду заниматься всем по мере сил, у меня есть пара интересных идей на этот счет.
– Ты был одним из восьми художников, кто выиграл грант для продолжения арт-деятельности от международной ярмарки современного искусства Cosmoscow. Поделишься, на что художники тратят гранты? Уверена, не только на кисти и краски!
– На самом деле, мне этот грант дал уверенность, что, если я задумаю что-то масштабное, у меня получится это реализовать. Но тратил я его в основном достаточно прозаично, на те самые краски и разные материалы (в меньшей степени). В основном на холсты – они съедают большую часть бюджета. Краски – это вложение долгосрочное, если можно так сказать, а холст – это то, что ты делаешь и все, оставляешь надолго, даже если он не продается. Иногда, конечно, приходится закрашивать холсты. Но мне кажется, это хороший процесс – замены чего-то не очень удачного на, возможно, чуть более удачное, что уже приобретает большую ценность – потому что ради этого нового было уничтожено что-то старое.
Фото – Дмитрий Рудаков, Николай Буйко.
