— Мы не изменили центр города. Взгляните в окно: с одной стороны стоит страшный дом (показывает на современную высотку-«карандаш» напротив — прим. авт.), с другой — полтора десятка таких же страшных домов. Мы построили совершенно другое, современное здание. Но почему-то к нам такое внимание, почему-то нас обвиняют — «вы испортили центр города». Я не вижу никакой порчи. Я вижу, что город развивается, и никуда от этого не денешься.
— Я говорю о качестве. У вас есть рубашка — она хорошая и красивая. Если бы она была в дырочку или грязненькая, она была бы некрасивая. Вот это здание напротив — в дырочку и грязненькое. Во всём должна быть эстетика.
— Да, о нём.
— Нет, это не болтовня. Есть целая наука, которая этим занимается.
— По вашей логике получается, что если до нас нарушили, то мы сильно ничего не испортим.
— Почему нарушили-то? У нас есть законодательная власть, которая на протяжении последних 25 лет выполняла функцию регуляции застройки. Если законодатели позволяют нам строить такие объекты, мы будем их строить. Если законодатели не позволяют, мы их строить не будем. Разве это не логично?
— Никто не нарушал.
У нас есть архитекторы, которые разработали градостроительный план Воронежа. Все строители развиваются и строятся в соответствии с этим планом. Вряд ли вы найдёте у нас места, где разрешено строительство двух этажей, а построено десять. Нет же такого. Было несколько попыток, но все они, слава богу, были пресечены. Кстати, очень быстро.А если строительство разрешено — тогда извините.
Крыша ЦУМа
Если я вам расскажу, из чего было сделано здание ЦУМа, с чем мы столкнулись, когда реконструировали его, — у вас будет шок. Мы, когда всё это увидели, были в ужасе. Цельного фундамента не было: колонны опирались на "пятки". У дома было две, не связанные и не скреплённые между собой, параллельные стены с пустотой между ними. Если бы сегодня пришёл какой-нибудь конструктор и посмотрел, как это было сделано, он бы умер от инфаркта.Здание ЦУМа мы полностью переделали. Был разработан отдельный проект реконструкции и реновации. Мы сделали всё, что необходимо для укрепления дома: был залит новый фундамент, заменены или укреплены все несущие конструкции, смонтирована полностью новая крыша.
— Из ничего. Из подручных материалов, из того, что после войны оставалось. Здание ЦУМа было построено в 54-м году. То есть всего лишь спустя девять лет после того, как город был полностью разрушен. Проспекта Революции не существовало. Здесь была груда кирпичей. Видимо, из этой груды строили и восстанавливали дома, которые есть сейчас. Честь и хвала тем людям, которые совершили такой подвиг, но современным нормам эти дома не соответствуют.
Сергей Лепендин:
— Я думаю, что и в те времена не соответствовали.
— Вы себе можете представить, что после того, как город был разрушен на 90%, применялись какие-то технологии?При строительстве Marriott применены самые современные технологии строительства, поэтому ни один соседний дом не пострадал, нет ни одной трещины. По нашему фундаменту защитили две кандидатские и защищают одну докторскую диссертацию.
— Сейчас спроси у любого в фейсбуке: кому нравится здание Marriott? 70–80% скажут «нет», «это уродство» и так далее. Объясните им, почему вы правы?
— Мы не правы. Мы делаем так, как нам нравится.
— Нам нравится.
Я вообще в принципе стараюсь не делать того, что мне не нравится. Понимаете, не бывает так, чтобы кто-то или что-то нравилось всем. В чём-то ты всё равно будешь неправ. Кому-то нравится, кому-то — нет. Это всегда так было. Если те люди, которым не нравится это здание, готовы построить другое, которое будет идеалом и будет нравится всем — велкам!
— Да.
— А у нас вообще есть архитектурная целостность центра города?
— Если бы что? Если бы примерно 150 лет назад была сделана нормальная квартальная нарезка, расчерчены бульвары? Это было бы здорово. Но время упущено.
— Как?
Мы взяли и построили здание. Причем в глубине квартала, сохранив привычный вид проспекта Революции, сохранив старый ЦУМ, хотя в разы дешевле было бы его снести. И у нас было на это полное право — здание не является ни памятником, ни историческим.У нового здания внешний вид такой, какой есть. Он мог бы быть любым. Но мы выбрали самый современный и дорогой вариант. Стекло, которое мы установили, стоит в пять раз дороже, чем если бы мы сделали это здание с колоннами, со скульптурами девушек с венками на головах, — а-ля псевдо-сталинский ампир. Я тоже читаю все эти комментарии в сети. К слову, точно такое же стекло установлено практически на всех новых зданиях в «Мекке» современного строительства – ОАЭ, и производится исключительно в Бельгии. Аналогов нет!Снаружи здание имеет современный, нормальный, эстетичный вид. Пока этого до конца не видно. Когда оно всё закроется стеклом, вы его вообще не увидите, вы будете видеть только отражающееся в нём небо. Здание не будет цеплять взгляд, притягивать к себе внимание. И оно будет красивое. Мы же для людей делаем. Если я сделаю плохо и люди это здание не купят, я прогорю — а я этого не хочу.
У нас на проспекте Революции из исторических зданий, которые достойны хоть какого-либо внимания, три дома. Это на самом деле так. Какой-нибудь абстрактный «дом купца Обломовых» никому не интересен — таких домов миллионы. Если развивать культурный туризм, что мы сможем предложить? Приезжайте к нам, туристы, смотрите на три здания, оставляйте миллионы долларов? Это же смешно. Смотреть архитектуру едут в Барселону, Кёльн, Брюгге, а в Воронеж приезжают бизнесмены — у нас промышленный город, и мы должны развивать это направление.
— Нет. Конкретно в Воронеж смотреть архитектуру они не поедут. Они поедут в Белогорье — действительно уникальный памятник природы, в замок принцессы Ольденбургской в Рамони, на Хреновской конезавод и в другие интересные места, которых у нас много.
— Что исправить? Город был разрушен, от него ничего не осталось. Это надо признать.
— Какие? Повторю, наш город подходит для бизнес-туризма, когда к вам приезжают бизнесмены, у которых есть два-три часа свободного времени, чтобы посмотреть главные достопримечательности города. Что мы можем им показать? «Гото Предестинацию»? Действительно, очень интересно посмотреть корабль. Большое дело, что его поставили. Теперь хотя бы мы, и в первую очередь дети, будем понимать, что же на самом деле Пётр Первый здесь делал. Никто же не понимал истинных размеров этих кораблей. Я, например, думал, что строили лодку на несколько человек, и они вёслами гребли. Но вы себе можете представить, чтобы сюда специально ехали туристы смотреть на этот корабль? Такого быть не может. Поэтому о чём мы говорим? Мы сами себя обманываем.При этом, ещё раз повторю, в городе громадный потенциал промышленности. И мы должны развивать этот потенциал для того, чтобы наша власть могла на налоги, которые получит от этого бизнеса, строить и развивать город, восстанавливать и парки, и скверы. Всё то, что было разрушено в период войны.
— Я не знаю, о чём вы говорите. Я никакой бурной реакции не видел. Такого, чтобы люди приходили, плевались и говорили: «Это отвратительно» - нет. Или вы считаете бурной реакцией то, что на этом на предыдущих выборах попиарились коммунисты? Ну, стояло 10 человек, ну, собрали они за два года, по моим данным, чуть больше пяти тысяч подписей. Честь им и хвала. Заработали дополнительно несколько тысяч голосов, подняли свой рейтинг. Но это же нормально. Вы видели хотя бы один проект в своей жизни, более-менее значимый, который бы приняло однозначно население?
— Я немножко знаю, как собираются подписи. Я бы собрал пять тысяч дня за три.
— У нас такой службы нет, никогда не было и не будет. Те возражения, которые мы считали по-человечески нормальными, именно по-человечески, мы рассматривали. Например, люди жаловались на шум. С этим никто не поспорит. Мы договорились, поставили шумозащитные окна. На протяжении полугода мы все эти темы закрыли. Мы, конечно же, старались как-то компенсировать те неудобства, которые мы причиняем. Мы понимаем, что создаём неудобства людям, которые живут рядом, но это, к сожалению, стройка.
Таких людей было большинство, но были и те, которым стало скучно, и им надо было чем-то заняться. У нас здесь есть один великий, в кавычках, инженер-строитель, который посчитал, что мы должны построить свайное поле для фундамента этого здания. У нас над строительством фундамента работали целые институты. Наше здание — это достаточно сложный объект. Его проектировали инженеры-конструкторы. И тут возникает человек, который говорит: «Я лучше знаю. Я раньше был проектировщиком и спроектировал целую поликлинику в две тысячи квадратных метров».
Мы ему говорим: «Уважаемый господин, мы фундаментную плиту строим, это при данных грунтах лучше любых свай». Мы выкопали котлован до материка глубиной 15 метров и на дно положили железобетонную плиту 2,5 метра толщиной. Поэтому у нас сейчас осадка здания 3 сантиметра, хотя мы рассчитывали на 20. Здание фактически стоит на скале. При этом мы предусмотрели все защитные методы, чтобы воздействия на соседние здания не было. Но вот бывшему проектировщику очень нравились свайные фундаменты.
— У нас ведётся мониторинг за всеми соседними зданиями. Причём это делаем не мы, а специальная, имеющая лицензию, организация. К нам она никакого отношения не имеет. Мы оплачиваем её услуги. Это, прежде всего, в наших интересах, чтобы, когда к нам придут журналисты и скажут, что какое-то здание стало разрушаться, мы могли подтвердить, что этого нет.Ни одно здание в округе не получило никаких повреждений. Нас просто шантажируют. Мне позвонили люди: «Нам надо новую квартиру, наша может разрушиться». Стало понятно, почему были необходимы все эти кривотолки. Мне сказали: если не дадите квартиру, мы будем продолжать давить на вас. Мы на это реагируем законными способами, показываем данные экспертизы, которые говорят об обратном.
— Инициативная группа из числа наших соседей обращалась в суд. Было где-то пять заседаний, после чего они пошли с нами на мировую. Мы согласились с их желанием, чтобы ведущий научно-исследовательский институт, занимающийся изучением оснований и фундаментов, провёл своё исследование. Согласно теоретическим расчётам, осадка любого здания может составлять от 12 мм до 38 см. При этом допустимая осадка соседнего здания — от 28 мм до 2 см. Осадка нашего здания, как уже сказал Владислав, реально составляет 3 см, это более, чем в 10 раз меньше, чем теоретически возможная. Осадки соседнего здания нет вообще.
— После того, как институт выдал заключение, мы дополнительно сделали усиление окружающих грунтов — теперь наш котлован полностью ограждён стеной. Причём она заглублена в грунт относительно уровня котлована на 18 метров. Общее заглубление — 33 метра. Это стальные трубы, залитые бетоном, три армпояса, которые раскреплены по бокам. Получается, что у нас здание стоит внутри бетонной коробки.
— Это здание, о котором идёт речь (дом Самохвалова), было покрашено в 2008 году. Трещины, которые там были, не увеличились, новых нет — это прекрасно видно на свежей краске. Мало того, с 2011 года раз в две недели приходит геодезист и проверяет установленные метки. Поэтому нам очень удивительно, когда люди пытаются нас обвинить в том, чего нет.
— Всё, что вы написали, мы всё это знаем. Но это обычная стройка. Поймите, нельзя построить 70 тысяч квадратных метров, просто кинув туда песка.У нас есть конструктор здания — один из самых уважаемых конструкторов в Воронеже и России — Поликутин Эдуард Алексеевич. Человек, запроектировавший не одну сотню зданий. Он сконструировал это здание в соответствии с самыми высокими требованиями безопасности и не дал нам ни одного разрешения на изменение конструкции, даже если мы очень сильно просили.
Каждый день технический надзор даёт замечания, что на стройке неправильно и что нужно исправить. А каждую неделю я получаю на почту серию фотографий со стройки с комментариями. Все эти данные поступают не только мне, но и подрядчикам, генподрядчику и всем остальным. Замечания записываются в журналы технического и авторского надзора. У нас их уже одиннадцать, вот такой толщины (показывает — прим. авт.). Замечания устраняются. Есть замечания, которые выдаются повторно. Тогда мы собираем планёрки и начинаем разбираться. Нас проверяют два независимых друг от друга технических надзора.
Так будет выглядеть аппартамент
— К концу этого года. Мы сдаём его в декабре. С этого момента до открытия может пройти три месяца. Решение принимает Marriott. Они выбирают время открытия в зависимости от ситуации на рынке и других факторов.
Торговый комплекс мы пока «подморозили». Мы не хотим открываться в период кризиса — в этом нет никакого смысла. Предприятие может оказаться убыточным. Содержать объект, несколько сотен человек персонала — всё это стоит денег. К тому же неизвестно какой будет покупательская способность. К сожалению, время диктует некие поправки. Я надеюсь, всё будет хорошо.
— Мы сами всё будем делать.
— Это путь, по которому сейчас идёт весь мир. Это намного прибыльнее и эффективнее. Мы можем отследить, что лучше продаётся, эффективнее использовать сами площади и так далее. При арендаторах этого сделать нельзя. Естественно, нужны нормальные управленцы. У нас, слава богу, опыт в сфере торговли есть.
— Да. Мы пригласили специалистов из разных городов. Они — люди с большим опытом, которые работали «на земле», в ритейле (розничной торговле — прим. авт.), то есть это не просто консультанты. Плюс у нас есть компания «РЕТ», которая давно занимается торговлей в формате «свои магазины, свои площади, свои обороты».
— Государство и Marriott. Представители компании Marriott ездят к нам регулярно — каждые два месяца.
— Они считают этот проект одним из лучших в Европе.
— По мнению специалиста Marriott, контролирующего техническую сторону (установку вентиляции, холодильного, отопительного оборудования и прочее), мы даже слишком хорошо делаем. Они считают, что можно было попроще. Связано это с тем, что из-за остекления у нас появилось огромное пространство для проникновения солнечного тепла, и мы не можем в точности рассчитать, каким образом это будет работать, и поэтому перестраховываемся.
— Окна у нас не открываются, во всём здании вентиляция принудительная. Воздух проходит через фильтры, в которых кондиционируется, увлажняется или, в случае необходимости, подогревается, поэтому внутри здания воздух будет намного чище, чем на улице.
— Естественно. На самом деле, мы просто строим современное по мировым меркам здание. Оно соответствует всем нормам, которые только можно себе представить: от коммуникаций до систем жизнеобеспечения.
Нам очень сильно помогает Marriott. Недавно приезжала Ан-Мари Сабатье, которая лично курирует наш объект. Она является главным дизайнером Marriott и автором ребрендинга компании. В 2013 году они полностью изменили концепцию: от правил приёма гостей до торгового знака. Когда в 2013 году мы приехали сдавать наш проект на стадии утверждения концепта, нам сказали: «Мы очень рады, что вы проделали эту громадную работу, но у нас сейчас будет ребрендинг. И вы можете быть либо последним отелем по старым стандартам Marriott, либо первым по новым». Мы выбрали быть первым.
— Да. Первый в Европе отель по новым стандартам Marriott находится в Воронеже.
— Обучение шло постоянно. У нас работают компании из Европы, Питера, Москвы, Воронежа, Старого Оскола, Новосибирска. Все работы согласовываются с западными инженерами и проектировщиками. Те решения, технологии и ноу-хау, которые мы применяем, остаются в этих компаниях.
— Они получили не только опыт, но и образование, весьма недешёвое.
— Да, платим за него мы. Кроме этого, каждый раз, когда к нам приезжают инженеры из Marriott, проходят совместные встречи. Вокруг каждого приезжего специалиста собирается человек по 30, и они общаются в течение нескольких дней. Это тоже серьёзное образование, которое получают наши проектировщики. Бывают ситуации, когда наши удивляются: «А что, так можно?!», «Ну, конечно, мы так делаем», «А мы этого никогда не видели».
— Они не просто диктуют свои стандарты. Они, если вдруг возникают противоречия, объясняют нашим, почему так, как они хотят, делать нельзя, а надо так, как говорят они. Причём объясняют понятно.
Владислав Курносов:
— У нас в городе порядка 5 тысяч гостиничных номеров. Это несколько сотен объектов с разным количеством номеров. Они все как-то существуют. В лучшем случае, мы просто поднимем качество этих услуг, в худшем - кто-то из игроков уйдёт с рынка.
Владислав Курносов:
— Привлекательность нашего объекта с точки зрения логистики, удобства для нашего клиента не вызывает у меня никаких сомнений. Мы делаем с большим запасом на будущее.
— Marriott не подписал бы с нами контракт, если бы не изучил рынок. В 2012 году из лондонского офиса приезжал их представитель, который провёл серьёзное, глобальное исследование. Он смотрел и присутствующих на рынке игроков, и рассчитывал реальную объективную потребность в номерном фонде такого уровня, как у нас. Она была им оценена в 650 номеров. У нас с натяжкой наберётся половина. Своими номерами мы даже не закрываем спрос полностью.