Директор по маркетингу портала 36он не на шутку увлекся театром и по приглашению постановщика Александра Сидоренко, посмотрел спектакль «Страсти по Торчалову». Вот, что из этого вышло…
Пролог
О спектакле «Страсти по Торчалову» я слышал несколько раз от знакомых. Хвалили режиссера Александра Сидоренко, который известен достаточно широкому кругу друзей усадьбы «Торбово» своей постановкой «Слова о полку Игореве» в суровых условиях тамошнего «Славянского театра».
О спектакле «Страсти по Торчалову» я слышал несколько раз от знакомых. Хвалили режиссера Александра Сидоренко, который известен достаточно широкому кругу друзей усадьбы «Торбово» своей постановкой «Слова о полку Игореве» в суровых условиях тамошнего «Славянского театра».
Но это отдельная история.
А вот про «Торчалова» я не знал вообще ничего.
Стыдно, согласен, но с другой стороны - мало ли интересных современных пьес гуляет по стране, за всеми не уследишь.
Есть еще один страшный грех, в котором каюсь, но прошу снисхождения, поскольку по профессии я не театральный критик и вообще лентяй. Я ни разу не был ни на одном спектакле ТЮЗа.
Простите…
А теперь представьте себе человека, который отправляется на спектакль в Дом актера, имея за душой только высшее образование и врожденное чувство такта. В остальном я – чистый лист. Нет представления о сюжете пьесы, об уровне артистов, задействованных в спектакле, ни о чем…
Я сижу в первом ряду. Слева от меня две семейные пары за 60, не отягощенные излишней интеллигентностью, справа молодые люди, вчерашние студенты, сзади волнующееся море разнокалиберной публики – полный срез современного Воронежа – от вахтеров до хипстеров.
А впереди обшарпанная внешняя обивка сцены, повидавшая всякого, но сохранившая сдержанное достоинство последнего пристанища не шикующей воронежской интеллигенции.
Шок – это по-нашему?
Действие пьесы начинается с ввоза на сцену мертвого тела. По идее, сей факт должен был как-то настроить всех нас на серьезный минорный лад.
Но, во-первых, пациент оказался скорее жив, несмотря на показательную бирку на большом пальце ноги, а во-вторых, он стал шуметь, звать жену Машу и в зале раздалось, знакомое со студенческих весен, «Я за неё».
Это панибратское отношение зрителей к сценическому действу, невыключенные телефоны и нетихое обсуждение перспектив сюжета – три огромных, жлобских, непобедимых слона, на которых держится наше современное общество.
Короче, я сильно разозлился на нашу публику и даже испугался, что их поведение как-то повлияет на артистов. И вот первый сюрприз – серьезно закаленные актеры Театра юного зрителя, как нож сквозь масло прошли через это препятствие зрительского хамства.
Вот она – школа ТЮЗа, подумал я. Можно себе представить, как они работают с залом, наполненным школьниками из диких степей Черноземья.
Сразу после первого всплеска недоумения, как в воду входишь в то, что происходит на сцене. И плывешь вместе с ними…
По сюжету видный реформатор современной России умирает и попадает в странное место, какой-то «отстойник», похожий то ли на тюрьму, то ли на советский санаторий строгого режима, где каждый постоялец должен вспомнить самый свой страшный грех и уйти на уровень выше. Что-то вроде советского варианта дантовского чистилища. С талонами на сахар, дефицитом, водкой из под полы. И туалетом строго по часам.
Я не буду рассказывать, чем закончилась эта история, потому что искренне надеюсь, что вы обязательно сходите на спектакль.
Остановимся только на том, почему, как мне кажется, надо идти на «Страсти по Торчалову»
1. Потому что это по-настоящему волшебно.
Есть несколько режиссеров в мире, которые умеют создавать особую магическую атмосферу в своих произведениях. Назову двоих, чтобы не распыляться – Тим Бертон и Хаяо Миядзаки.
Каким-то удивительным образом нашему Сидоренко при минимуме декораций удалось создать именно такую загадочную, странную, абсурдно-волшебную атмосферу. Где абсолютно Миядзаковский трамвай(вечная память от каждого воронежца) в темноте ходит по бесконечному кругу, где переплетаются времена и воспоминания, где Пушкин зажимает барышень по углам и пишет обидные стишки, горит Москва 1812 года и смотрятся новости по Первому каналу.
И все это не превращается в ожидаемую череду гэгов, неизбежных по определению, а становится тканью странного, пугающе знакомого и невероятно нездешнего пространства между жизнью и вечностью. Смех здесь с грустинкой, а печаль с веселыми щербинами юмора.
2. Потому что это по-настоящему талантливо.
Речь пойдет об актерах.
Пьеса достаточно камерная, поэтому я скажу о каждом.
Начнем с персонажа, ставшего в последние годы народным символом тупой неизбежности бытия – охранника. Именно охранника, а не полицейского, как в некоторых интерпретациях коллег из других провинциальных театров. Это, друзья, большая разница – и тональность, и уровень власти, и уровень компетентности.
Охранник Степан (Олег Рублев) не наигравшийся в шерифа балбес, которому видимо, что на том, что на этом свете одинаково весело, а потому его вечная роль надзирателя не тяготит и не мучает.
Хорошо бы увидеть этого актера в других ролях, уж слишком хорошо пошита на него эта форма, не сдерешь.
Лиза(Кира Ковалева) – задушевная дурочка вне времени и пространства. Настоящая русская жалость на крепких ногах с острыми глазками и большой грудью.
И коня на скаку пожалеет, и горящую избу… (Stop Spoiler!) Прекрасно, что эта героиня решена в таком игривом ключе. Ее сердечность и кокетство с томным напевом «Лучше нету того свету» добавляют всему действу того самого волшебного безумия, которое оживляет воображение зрителя, и заставляет нас сочувствовать тому, чего на самом деле не существует. А разве это не настоящее искусство?
Сашка Пыжов (Станислав Беляев) – красноармеец, убежденный хам, Шариков в буденовке. «Душили, душили, взять и поделить» - все про него, хоть и из другой книжки.
Поначалу кажется, что хороший актер, насмотревшись «Служили два товарища» и «Собачье сердце» сыплет один за другим штампами революционного борца за лучший мир. И мерещится уже, что слишком где-то блестит грим на его лице и современная стрижка нарочито бросается в глаза. Отдельно видно человека-актера и человека-героя пьесы. Но где-то к концу первого действия, этот маскарад как будто начинает оправдывать сам себя. Этот мелкий бес в обличии красного командира легко вооружится новыми штампами и снова будет на коне.
Сцена с Пыжовым на табуретке – однозначное браво! Сколько таких сейчас командиров и по какому кругу (Stop Spoiler!), они идут…
Римма(Анастасия Гуменникова(Блинова)) – пожалуй, самый любопытный персонаж в иерархической системе сценического чистилища. Новая разновидность героини в русской драматургии.
В одном лице главврач и начальник службы безопасности, все понимает, всем сочувствует, но виду не кажет, потому как нельзя, не положено. Таких назначают сверху, они не прибиваются как охранники или поломойки из соседнего дома. А потому и уровень знаний обо всей системе у них на высоте, и каждое их действие имеет значение и смысл. Т.е. по сути – это уже что-то вроде ангела, сурового, но справедливого, без лишних сантиментов и рассусоливаний. Но этот суровый ангел еще и женщина со своей историей, чувствами (Stop Spoiler!)…
Анастасия Гуменникова – прекрасная актриса, пластичная, ни одного лишнего шага или жеста, владеющая искусством быть настоящей на сцене, когда не нужно орать, чтобы показать, что ты обеспокоен, не нужно заламывать руки, убеждая зрителя в твоей искренности, не нужно, чтобы тебя было много и везде, если ты хочешь показать, насколько ты важен. По крайней мере, львиная доля мурашек топталась на моем затылке по ее вине…
Кушкин Семен Захарыч (Сергей Смирнов) – хороший мужик. Такие, слава Богу, есть везде. Даже в чистилище. Выслушает, посоветует, если надо даст дружественного щелбана для убедительности.
Отсутствие агрессии и боязливость – единственные недостатки в условиях переходного к лучшей жизни периода. Сергей Смирнов играет так своего усатого Захарыча, что, кажется, и не играет вовсе. Впечатление такое, будто он сам такой добряк, так же и в жизни наверное вздыхает прерывисто, когда главреж распределяет роли в театре и нерешительно мнется прежде чем скажет что-то, что может не понравиться начальству. Потому, честно признаюсь, было жалко расставаться с ним (Stop Spoiler!), казалось, что это место будет пустовать и действие покосится либо в сторону лирики, либо патетики.
Но этого не произошло, потому что…
Кушкин Евгений Семенович (Сергей Смирнов) – сын хорошего мужика. На смену одному Кушкину явился другой. И как водится – сын за отца не отвечает – Новый Кушкин явил миру другой формат лидера, быстро захватившего неформальную власть, сместив красного командира Сашку Пыжова.
Поскольку Кушкина-сына играет тот же Сергей Смирнов, становится понятно, что наши фантазии о застенчивости актера в реальной жизни вряд ли оправданы. А это значит, господа, что перед нами мега-талантливый артист, на которого должна ходить публика, как в свое время на Миронова и Смоктуновского. Вопрос – ходит ли?
Ну, это, я думаю, беда и вина в первую очередь не артистов и постановщиков, а тех, кто должен рассказывать об их работе. Короче, сейчас рискну уподобиться Трампу, и скажу, что во всем виноваты журналисты.
И ведь, каждый, устраиваясь на работу, жаждет писать о культуре, а потом смотришь, а кроме Платоновского фестиваля и Усадьбы джаз ему ничего и не интересно. Заезжего гастролера из третьего состава Ленкома замучают экзклюзивами, а нашего местного Качалова обходят за семь километров.
Торчалов Павел Максимович (Олег Столповский). Ну что тут скажешь? На Столповском держится вся структура спектакля, все настроение.
Поэтому так важно быть постоянно в тонусе, не выпадать из ритма, с первых же минут заданного актером. И еще – как это часто случается, когда не хватает таланта – от сцены к сцене резко меняется тональность. В одной сцене я – возмущенный реформатор-нувориш, в другой – растерянный недотепа, в третьей – раскаявшийся грешник и т.д.
В нашем случае такой беды не произошло. Герой Столповского вибрировал, как и положено нормальному внезапно умершему человеку в самом расцвете сил и важности. Из него то и дело прорывались нотки высокомерия, смешанные с недоумением по поводу своей странной жизни.
Любое открытие, которое должно было вести к раскаянию, делалось с трудом и скрипом, и без лишней патетики, в которую все равно никто бы не поверил. Человек-то так себе. Не герой, не демон, трус и мечтатель, как и все мы. Только карьеру сделал, но кому, кроме Первого канала интересна его карьера на том свете.
Олег Столповский – еще одно открытие для меня, начинающего, на старости лет, театрала. Теперь-то уж точно нужно идти в ТЮЗ и смотреть все, что они делают.
Чтобы не получилось как с Вольховским, когда только после его смерти, я к своему страшному стыду, понял, что рядом с нами творил гений, а мы со своими ипотеками все прозевали.
Stop Spoiler! Читать только режиссеру!
Критика: Прежде чем ударить по клавишам в последнем торжествующем аккорде, позволю себе высказать два замечания, которые, на мой взгляд, капают дегтем на всю постановку. По крайней мере, моим законным мурашкам они стали быстродействующим театральным «раптором».
Первое – в сцене, когда Римма срывает с Торчалова красный шарфик, чтобы поцеловать его родинку, все происходит слишком резко и смачно. Можно понять, почему так решена сцена – Римма – резкая, решительная, ставит Торчалова на колени, лицом к стене и вроде, как еще она может поцеловать его, если не с размаха и от души? Но этот поцелуй, как штамп в паспорте, решительно бюрократический, эта должна быть маленькая, но уверенная трещинка в панцире сильной женщины. Короче мои мурашки шарахнулись от этого чмока в разные стороны.
В противовес приведу в пример сцену прощания (см. фото выше), когда сокрушительна волна нежности всего в одном слове, заставила меня прятать глаза от соседей по ряду…
Второе – один жест и финальная фраза Торчалова вместе с этим жестом смутили жутко. Когда Торчалов просит жену принести шляпку в больницу и, не глядя, бросает мобильный телефон в коробку, в которой вообще-то лежит еле живой щенок…
Этот жест и финальный выкрик показались мне какими-то водевильными что ли. Как вознаграждение терпеливой публике, вынужденной между гэгами терпеть эти страсти-мордасти. Спектакль-то грустный, финал только подчеркивает, насколько все не просто, поймет ли герой, изменится ли. Насколько искренним может быть воскресший человек, так и не понявший, что такое настоящая любовь и продолжающий врать ради жизни. И только звуки музыки, прекрасно подобранной, кстати, самим постановщиком, возвращают нам, то самое тревожно-чудесное настроение, которое свойственно было всему спектаклю. И даже здорово, что артисты, выходя на поклон, не улыбались. Значит, все по-настоящему.
Последний аккорд.
Знаю, это вряд ли на что-то повлияет, но я хочу извиниться перед вами, ребята!
Мне кажется, что все наше поколение редакторов и маркетологов виновато перед вами. Простите нас за то, что мы не приходили на ваши премьеры с огромными букетами цветов, за то, что не отправляли к вам наших журналистов за большими интервью, не приглашали вас на наши мероприятия, и не брали комментарии по разным поводам.
Простите за то, что не хвалили вас и не рекомендовали взахлеб, как это того стоит, своим друзьям и коллегам. Теперь все будет по-другому!
Должно быть.
Должно быть.
