Первые потери
У наших ворот стоял легковой автомобиль немцев, а дальше, к переезду стояли грузовики. Я подошел к автомобилю, и вдруг шофёр спросил меня по-русски, хорош ли автомобиль. Он мне рассказал о немецком прорыве фронта у Старого Оскола, в 60 км от нас, и наступлении немцев на Дон и Волгу.
За два дня немцы пришли в Ольшан. Когда я только пришёл домой из Острогожска, то увидел за столом на кухне то ли казаха, то ли узбека, который ел из миски пшённую кашу с молоком. Я ему сказал, что скоро здесь будут немцы, а он мне ответил «Я ружьё бросил». А когда немцы вошли ватагою в кухню и сбросили всю свою амуницию, то на нашего гостя не обратили никакого внимания.
Утром немцы забрали этого солдата, заставили его рубить дрова, а потом он развел прямо во дворе костёр. Немцы забрали у нас и нашей соседки сковороды и стали жарить на нем яичницу. Когда они поели, то забрали с собой солдата и сложили в машину наши сковороды. Мама стала возмущаться, прибежала соседка, которая начала кричать на маму и на немцев. Тут к ним подошел припадочный мужчина по фамилии Фетисов и стал кричать на немецкого офицера, требуя, чтобы он отдал сковородки. Тот вывел Фетисова за сарай, заставил бежать, а потом застрелил.
По нашей дороге через переезд с утра до вечера шли немецкие солдаты – пешие, на велосипедах, на мотоциклах, на машинах, на лошадях, на тяготах, маленьких танкетках и танках. Везли очень много пушек. Эта бесконечная вереница шла две недели. Сапогами и техникой так затоптали дорогу, что наш огород засыпало пылью, и урожай был плохой. Таким образом, мы оказались в оккупации.
Первые наши потери начались с того, что немцы забрали у нас сковороды, из погреба вынесли молоко и сливки в кувшинах, забрали простыни и полное решето яиц. Немцы загадили нашу кукурузу. За две недели мы натерпелись обид.
Отступая, советские солдаты бросили эшелоны. Прямо напротив нас стоял эшелон, взять который ничего не стоило. На рельсах стояла одна цистерна со спиртом, а за мостом мы с Васей выбросили из вагона ящик стекла, около 30 больших бинтов, две бутылки йода, скальпели и пинцеты. Половина стекла треснула, а ящик нам было поднять не под силу. Стёкол в вагоне не было – немец несколько раз бомбил эшелоны, вот они и вылетели.
В трёх километрах от нас был эшелон с продуктами: мукой, перловкой, сахаром, консервами. Наш сосед Алёша, Вася и я взяли мешки и отправились к эшелону. Насыпали в мешки крупы, кто сколько донесёт, и пошли лугом ближе к болоту. Отошли метров 200 от вагона, и в это время с косогора начали из пулемёта стрелять немцы. Убили двух, ранили четырёх человек. Мы побросали на болотных кочках мешки и ушли домой. Когда все утихло, мы в конце дня всё забрали. Немцы забрали, что осталось, перевезли в конюшню и продавали за яйца, масло и молоко. Яйца немцы разбивали в тазы, солили, разливали по бутылкам и возили на фронт.
Немцы и венгры
Вскоре в Нижнем Ольшане объявился комендант, всех жителей согнали на сходку, выбрали старосту и трёх полицаев. Старостой стал бывший белогвардейский полковник Воротынцев. В течение недели все дома в селе были пронумерованы, и каждому жителю была выдана справка на русском и немецком языках. Вся улица была поделена на десятки домов. Немцы поделили в поле участки, на которых нужно было убрать хлеб. Пшеницу вышли убирать все. Жали ее серпами, косили косами, возили к нашему дому, где сделали ток. Зерно молотили, а хлеб сдавали в кладовую немцам. За всеми этими и другими работами следил староста и его помощники.
Староста организовал перестройку клуба – это было большое здание – в церковь. Нашли попа, клуб освятили, и церковь начала работать. Но стёкол в клубе не было, их побили и растащили местные жители. Старосте кто-то донёс, что я и Вася взяли стекло из вагона. Он приехал к нам на карете, на запятках которой стояли полицаи. Но к этому времени мы вставили стёкла в наши окна, а большие куски боя сложили в погребе. Пять-шесть листов целого стекла спрятали за сундук. Полицаи везде искали стекло, но ничего не нашли. Я вышел за ворота, посмотрел на лошадей и карету, ждал, пока они уедут от нас. Но староста был очень зол и решил сорвать свое зло на мне: со всего маху стеганул меня плёткой по спине. Я рванул во двор.
Немецкие солдаты жили в двух сельских школах. Здесь же занимались охраной, заготовкой хлеба и мяса: в каждом из десяти дворов брали одну голову крупного рогатого скота и резали его. Попытались через старосту организовать сбор тёплых вещей у населения для немецких солдат, но эта затея провалилась - никто ничего не давал.
Венгерских солдат разместили в колхозных конюшнях вместе с лошадьми. Венгры обеспечивали связь, охрану постов, штаба и железной дороги. Венгерские солдаты сразу приступили к утеплению стен снаружи: окапывали стены землёй, утепляли потолки изнутри, поставили печки, сделанные из двухсотлитровых бочек.
А нас на постое были восемь венгров-мадьяр, которые охраняли железную дорогу. Одеты они были плохо, кормили их очень плохо. Они всегда что-нибудь меняли или продавали на работающем рынке. В свободное время они делали портсигары, игрушки, значки и знаки из гильз. Спали они на соломе, разбросанной по полу, у каждого было по одному одеялу. Зимой, идя на пост, они поверх шинели накрывались этим же одеялом, а на ноги обували соломенные бахилы.
На оккупированной территории был учрежден комендантский час – до 10 часов вечера. Я, мои сверстники и ребята старше меня собирались летом на улице около одного дома, а когда пришли холода, мы стали собираться в доме одной женщины, куда приходили ребята и девчата. Играли в карты, в почту и другие игры. У меня была гитара, и я с ней всегда приходил, играл «Страдание» и «Матаню». А у другого парня была балалайка. Мы приходили на вечеринку 2-3 раза в неделю.
В конюшне и клуне (хозяйственная постройка для молотьбы и хранения зерна- прим.ред.) около нас немцы организовали капитальный ремонт танков, и от них мы, жители, знали, что бои за Сталинград и Воронеж идут жестокие.
Немцы выпускали маленькую газетёнку в две страницы. Мы ее иногда читали. С солдатами-венграми контакт был хороший – они рассказывали правду с фронта. А с немцами мы контактировали плохо.
Как-то раз над нами пролетали кукурузники, которые разбомбили школы. Нам вреда они не нанесли никакого. В разгар наступления немцев на Воронеж и Дон наши самолеты бомбили Острогожск. Урон немцам был нанесен серьезный, было много убитых, сгорело много техники. Железнодорожный путь немцы переделали, колея стала уже на 17 сантиметров. На работы выгоняли все население, работал и я. А поздно осенью мы ходили за село копать окопы. Из нашего сарая сделали дзот, и зимой при отступлении его в течение двух суток использовали то немцы, то наши солдаты. Наш сад все солдаты вырубили, он мешал обзору при стрельбе. Зато зимой нам было чем топить.
Освобождение
И вот однажды зимним утром штаб связи (он был в 1 километре от нас) в спешном порядке смотал провода, загрузил повозки (саней у них не было) с лошадьми и спешно уехал. А на второй день вернулись назад. Венгры сказали нам, что русские начали наступление с Дона в направлении Острогожск-Россошь. Еще через два дня наших войск не было, и я пошел на гулянку, где мы всегда собирались.
Задолго до комендантского часа я стал возвращаться домой. На полпути я увидел в боковой улочке у нашего дома танк с четырьмя-пятью автоматами и множеством немцев. Меня схватили и завели в дом к соседу, где было много немецких офицеров. На меня закричали, сказали, что я партизан. Я предъявил немцам свой документ. Наши соседи, бабка Анюта и дед Сеня, заступились за меня перед немцами. После этого немецкий солдат проводил меня домой.
Мама собралась утром печь хлеб, тесто замесила в деже (кадке), которую поставила на печь. Я же с Васей легли спать на кровать, которая стояла у окна. У нашего дома стоял часовой - немецкий солдат. Мама встала рано, чтобы подмесить тесто и затопить печку. Мы спали. Вдруг застрелял пулемёт, и сразу поднялась ужасная стрельба. Я сразу упал на пол, а Вася кинулся посмотреть в окно. В этот момент его ранило: пуля зацепила его локоть и ягодицу. Мы быстро переползли в кухню и спрятались за печь.
У нас были бинты и йод, поэтому Васины раны быстро перевязали. Постель и некоторые вещи раненого брата мы перенесли в меловой погреб, зимой в нём было тепло. Печку затушили. В дом стали поступать раненые – наши солдаты. В зале на полу постелили солому, куда и положили раненых – всего восемь человек. Две девушки перевязывали их раны. Я вышел за ворота, в это время стрельба слышалась в центре села, и увидел напротив нашего дома две пушки, убитых лошадей и солдат. Дальше за ними стояло четыре повозки с имуществом и питанием. У ворот стояла группа наших солдат. Раздался выстрел, и одного из них ранило. Остальные спрятались во дворе. Один из наших солдат пошёл в обход дома, чтобы уничтожить раненого немца, спрятавшегося за убитой лошадью.
Стрельба то возникала, то утихала, и вдруг мы увидели, что наши войска отступают. Я кинулся в дом к раненым, сказал им, что наши отходят, и немцы скоро будут здесь. Один из них достал пистолет, другой – гранату. Тут в комнату ворвались немцы, начали что-то кричать на немецком, а потом стали всех выгонять на улицу. Я же спрятался под один диван, а мама под другой, и накрылись соломой, которая была на полу. Мы слышали, как немцы стреляли раненых. Потом всё стихло. Мы пролежали на земляном полу с открытой дверью два-три часа. Забегая вперёд, замечу, что через неделю у меня на теле вскочили пузыри – началась экзема.
Что же было дальше? Наши войска собрались и пошли в атаку, а немцы отошли в центр села. Мы вышли на улицу и обнаружили у нашего крыльца кучу трупов, убитых и раненых. В огороде и около дома мы собрали девять убитых немцев. Всех погибших мы вытащили на дорогу перед домом. Через несколько часов немцы снова пошли в атаку, а наши солдаты отошли за переезд. Мы с мамой побежали домой и спрятались в погребе, где лежал раненый Вася. Я перед этим сделал запор, чтобы дверь погреба можно было закрыть изнутри. Мы её закрыли, а снаружи проход привалили снопами и стеблями кукурузы. Немцев это не остановило. Они начали рвать дверь, но у них ничего не получалось. Тогда они начали стрелять по двери. На нас полетели куски мела (погреб был сделан из меловых блоков). Но добраться они до нас так и не смогли, потому что снова начали наступать наши войска.
Немецкий пулемётчик, стрелявший из ручного пулемёта из нашего кухонного окна, убежать не успел. Пулемёт бросил, а сам шмыгнул на печь и спрятался там в уголке, закрывшись дежой с тестом. Когда немцы отступили, он забрал пулемёт и пошёл вперёд.
Бои продолжались два дня. Пока подошли наши танки, немцы сбились с дороги, застряли в снегу и в овраге. Наши выгнали немцев из села на луг, и из Верхнего Ольшана по ним начала стрелять «Катюша». Было очень много убитых, многие сдались в плен. Наш селянин, дед Коросилов, который в 1914 году был в немецком плену, привел в штаб около 300 пленных. Наших погибших солдат повезли в парк к сельсовету, где было захоронено более 300 трупов.
В доме у нашего дедушки Алексея Ивановича был немецкий штаб - он жил в центре села. Когда наши войска обстреливали село из артиллерии и минометов, он с бабкой и снохой прятались в погребе, и вот, на второй день, дед решил посмотреть, цел ли дом. Вылез, прошёлся по дому. Там были телефоны, еда, выпивка и всякое имущество. Когда он вышел из дома под навес, покрытый камышом, мина пробила крышу и взорвалась у собачьей будки. Собаку разорвало на куски, а дед получил множество осколков в ноги, спину и ягодицы. На левой руке ему оторвало два пальца. В погребе услышали взрыв и срочно оказали деду первую помощь. Потом я отнёс ему бинты, йод и всякую ветошь. Я ходил к дедушке через день – делал ему перевязки. Лечил его друг, заведующий аптекой, который сбежал из Воронежа в первые дни боёв за город. Он прихватил с собой пару коней и повозку, полную медикаментов. Потом он лечил мне экзему, а в период оккупации лечил сельчан.
Во время боевых действий было ранено и убито много жителей нашего села. Там, где немцы могли открыть погреб, они кидали гранату. От взрывов горели дома, но главное, что немцы ночью жгли дома для освещения и согрева. В наступившие мирные дни много взрослых и детей подорвалось на красиво раскрашенных гранатах: кто от незнания, кто от любопытства. У нас жил мой двоюродный брат Миша, которому было всего шесть или семь лет. Соседский мальчик Коля бросил гранату и получил ранение в голову, а Миша – в руку и в бровь. Я Мишу водил к военврачам, чтобы извлечь осколок. Осколок они не нашли, и глаз у брата через полгода вытек и закрылся.
Случай с полицаем и старостой…
(продолжение следует)
