Вчера, 15 декабря, в малом зале театра драмы им. А.Кольцова драматург, режиссёр и актёр Иван Вырыпаев читал собственную пьесу «Dreamworks». После он ответил на вопросы зрителей. Рассказал, например, почему в качестве персонажей выбраны американцы. А ещё поговорил о своих планах в кино (согласие сняться в новом фильме Вырыпаева дал сам Далай-лама), о существующей сегодня во всём «расхлябанности под названием постмодерн», и о том, что Сталина, Гитлера и Путина надо принять «как мироздание, как кролика». Представляем Вашему вниманию беседу Ивана Вырыпаева с залом после читки пьесы «Dreamworks».
ТЕКСТ: Юлия Репринцева
ФОТО: Олеся Скоробогатова
— Откуда такое чёткое определение, каким должен быть мужчина, что такое любовь и проч. в Вашей пьесе?
— Роль драматурга очень скромная, — ответил Вырыпаев. — Я всего лишь записал, оформил в форму то, что уже существует. Роль драматурга не в том, чтобы говорить от себя, а в том, чтобы передавать мысли мудрых людей.
Я не очень люблю об этом рассказывать, но я иногда общаюсь с индейцами из Южной Америки. У этого народа можно поучиться чёткости, ясности и ответственности за жизнь и вселенную. Нашему сегодняшнему обществу это крайне необходимо. Без обращения к старым как мир истинам нам не выжить. Сегодня надо не мистикой заниматься, не выяснять, есть ли Бог на Марсе, а учиться простым вещам: как жить, как общаться с людьми, как относится к родителям, к себе, своей жене, миру.
— Почему персонажи американские, а не русские?
— Потому что нужен жанр. В искусстве произошла трагедия — мы потеряли жанр. Жанр — это строгая конструкция, как асана в йоге. Если ты выдерживаешь жесткую позицию, происходит контакт с энергией, с силой. А вот этот артхаус, который мы делаем, он всё время всё подминает под себя. А когда мы под себя подминаем, мы не можем ничего о себе узнать.
Что сегодня такое современная постановка пьесы, режиссура? Мы всё время создаем ещё одну реальность. Мы сейчас не можем взять пьесу, скажем Чехова, и проанализировать её как таковую, мы ещё придумываем что-то. Это не жалобы драматурга, как вы могли подумать, это вещь глубоко духовная. Это говорит о том, что мы не обладаем чёткостью мысли, ясности восприятия. У меня есть дочка, ей полтора года. Я покупаю ей детские книжки, и там лиса, медведь и другие животные изображены кругами, для того, чтобы у ребенка развивалось абстрактное мышление. А зачем полуторагодовалому ребенку развивать абстрактное мышление, если он ещё не знает, что такое медведь или лиса?
Сегодня во всём существует расхлябанность под названием «постмодерн». Но есть чёткость и ясность, и это, по-моему, и есть духовность. И поэтому есть жанр: мне нужно, чтобы персонажи говорили так, как говорят. Если бы у меня был герой с именем Василий Петрович, пьеса бы не вышла. Понятно, что это постмодернистская конструкция, как у Тарантино.
— Какой будет ваша следующая кинокартина?
— Я начал работу над фильмом, о том, как католическая монашка приезжает в Тибет, чтобы проповедовать христову веру. 20 декабря я встречаюсь с Далай-ламой: он согласился дать интервью для этого фильма. Кроме него, будут священники, философы. Это будет фильм-размышление о проникновении культур. О том, как сегодня фундаментальным религиям, например, христианству жить, зная, что есть другие. Проблема нашей страны в том, что мы всю жизнь жили закрыто, и эта закрытость сидит глубоко в нас. Она не только внешняя, она ментальная. Нам надо научиться жить с пониманием, что мы живем не в России, а в мире. Это не означает, что нам надо отказываться от своих ценностей, что надо соединять буддизм с христианством. Это означает, что, когда ты идешь по своему пути, ты признаешь, что твой путь правильный и нужный, но другой человек тоже идёт по пути. Нам нужно позволить этому миру состояться, быть таким, какой он есть, а людям — такими, какими они могут быть. Это очень важная вещь. Мы не можем решить эту проблему и жить в мире, скажем, с исламом. Потому что мы пытаемся договориться на своей территории. Но концепции не могут объединиться, объединяться могут только тишина внутри нас, какие-то очень глубокие, фундаментальные вещи, которые есть в каждом.
— Но как быть с Освенцимом и атомной бомбой?
— Если понять, что мир это процесс, нет личного «я», что «я» и мир это одно и то же, тогда каждый внутри увеличивает свою ответственность. Мой учитель мне говорит: «Ты не можешь брать на себя то, за что ты не отвечаешь». Чтобы не повторялся Освенцим и атомная бомба, надо принять мир таким, как он есть. Эгоистичным, агрессивным, стремящемся обладать. Мир состоит из инь и янь, добра и зла. Бог и Дьявол — это одно. Если ты становишься на светлую сторону, то ты принимаешь концепцию не причинять зло другим. Это достаточно трудно.
Когда ты борешься, ты противопоставляешь и говоришь, что есть какой-то Гитлер, какой-то Путин, который сейчас на нас свалился, есть какой-то Сталин. Но откуда взялся Сталин? Это же наш выбор. Надо их принять как мироздание, как кролика. Мне нелегко говорить, это очень сложные вещи.
Освенцим появляется по нашему желанию, чтобы его не было, его нужно внутри себя излечить. Он не в Гитлере, он в нас. Надо открыть в себе любовь, надо очень сильно полюбить этот мир, а это не просто. Поэтому мы любим выборочно, мы любим то, что нам нравится и не любим то, что не нравится. Любим сладкое и не любим невкусное. И от этого разногласия мы стараемся выстроить свою жизнь. Но ведь, например, идеи левого либерализма, они же странные. Нельзя сказать, давайте мы сегодня все будем равны. Но люди не равны, у каждого по-разному развито сознание, один человек выше другого. Но вы посмотрите, что сегодня делается. Любовь к левому либерализму является сегодня одним из самых кровавых режимов. Посмотрите, что делается в США. Под прикрытием лево-либеральных идей гибнут миллионы людей.