ФОТО: Вера Полозкова и «Избранные»
Постановка московского «Политеатра» по произведениям поэтессы Веры Полозковой «Избранные», вероятно, стала большим сюрпризом для ценителей стихов vero4ka. Как выяснилось, создатели спектакля выстроили из них мистическую драму, завершающуюся проповедью. Впрочем, по ходу действия аудитория могла получить удовольствие от «грешных» стихов Полозковой. В целом получились яркая эстрадная версия жития раскаявшейся нечестивицы, после просветления проповедующей аскетизм и говорящей коанами.
Напомним, «Политеатр» - относительно недавний (с 2009 года) проект продюсера и режиссера Эдуарда Боякова. Насколько можно судить, его цель – экспансия современной и не только поэзии в шоу-бизнес. Насколько это возможно, в хорошем смысле слова. В качестве партнера и основной площадки был выбран Политехнический Музей, в здании которого выступали многие классики Серебряного века. Эдуарду Боякову удалось привлечь к акциям «Политеатра» как действующих звезд литературной эстрады (таких как Дмитрий Быков или та же Вера Полозкова), так и поэтов, до недавнего времени известных в основном узкому кругу своих коллег.
Как пояснил руководитель «Политеатра» перед началом воронежской премьеры «Вера Полозкова: избранные», в поэтическом театре используются разные формы – от традиционных пьес до «просто» чтения стихов авторами, как это происходило, например, на «Двенадцати». В «Избранном» со стихами Полозковой работают профессиональные актеры, произведения более-менее удачно сформированы в тематические блоки, созвучные образам читающих их персонажей, при этом образуются если не единый сюжет, то, во всяком случае, общая смысловая конструкция.
Хотя при желании сюжет в «Избранных» увидеть можно. Что-то вроде «Мытарств души блаженной Феодоры» или жития преподобной Таис (Таисии) Египетской. У обоих легендарных грешниц-святых много общего с лирической героиней Веры Полозковой. С точки зрения современного человека Феодора была вообще очень хорошей женщиной, любила веселье, выпить, секс, посмеяться и посплетничать.
Вера любит корчить буку,Деньги, листья пожелтей,Вера любит пить самбуку,Целоваться и детей,Вера любит спать подольше,Любит локти класть на стол…
Поэтому у нее (Феодоры) возникли трудности с прохождением фейс-контроля по пути в рай, где, как считают ортодоксы, все перечисленное не одобряют. В отличие от блаженной, Вера в «Избранных» проходит не двадцать воздушных мытарств, а всего три, символизирующих, надо думать, с ее излюбленные грехи.
Стража первого мытарства играет Павел Артемьев, несмотря на возраст все еще чертовски убедительный в роли «плохого мальчика». Или, в терминологии Полозковой, «красивого чудака» (пришлось заменить одну букву – здесь СМИ, а не театр). Эдуард Бояков рассказывал, как он познакомился с актером: «Я работал над телесериалом и мне потребовался артист на роль обаятельного мерзавца. Я где-то увидел фотографию Паши и понял, что это именно тот человек, что мне нужен».
Павел читает цикл сюжетных стихотворений Веры, которые строятся вокруг какой-либо загогулины в отношениях мужчины и женщины. В одном – сын сбывает отцу своих надоевших любовниц, в другом – муж ждущей ребенка женщины влюбляется в некую феечку, в третьем муж утешает свою гулящую жену после очередного неудачного романа и т.д. Подобными сюжетами просто переполнена проза последних десятилетий: Маканин, Токарева, Драгунский (это навскидку). Мы к ним привыкли, и в жизни, и в литературе, научились пожимать плечами: «чтож, и так бывает». Пожалуй, новое, что привносит Вера в описание «загогулин» - это как раз непривычность. Доверчивый эгоизм, распахнутые глаза: «Как же это?!»
Между строк: из цикла складывается впечатление, что в мужчинах Вера понимает мало. Что неудивительно: некоторые из этих стихотворений были написаны чуть ли не десять лет назад, когда авторесса пребывала в весьма нежном возрасте. Поэтому одни из персонажей напоминают Эдварда Каллена, сто лет простоявшего в чулане в ожидании героини и живущего исключительно чувством к ней, без собственного содержания:
По утрам я гуляю с Джесс, по ночам я пью ром со льдом.Но когда я вижу тебя – я даже дышу с трудом.
Другие – разнокалиберных половозрелых младенцев разного возраста (вплоть до преклонного), движимых исключительно сиюминутным импульсом: увидел няку – и сразу в рот ее. А через минуту выплюнул и отправился на охоту за кошачьим хвостом.
На следующем мытарстве душу Веры встречает нечто чудовищное: девочка, упивающаяся своим совершенством, порочностью, одиночеством и непонятностью. В красном платье и в туфлях-котурнах. Полагаю, так выглядит, держится, ведет себя и разговаривает типичная фанатка Веры Полозковой. То, что читала Алиса Гребенщикова (которая играла этого демона), «женской лирикой» назвать нельзя. Потому что там нет ничего о любви. О болезненной эгоистичной привязанности – может быть. А главным образом это размышления о том, любят ее или нет. Азарт игромана более романтичен, чем эти переживания:
Как можно быть таким зеленоглазымИ ничего не чувствовать в ответ?
Вот за это Веру и любят девочки, которых ненавидит Умка (у нее свои такие же) – она точно и сильно называет их чувства. Может, это не особо достойные чувства, но «не бойся чувствовать себя чудовищем, бойся стать им и не заметить этого». Если они называют их любовью – то зря, и лучше понять это пораньше.
И, наконец, на пути Верочки в Нирвану встает немолодой запущенный хипстер средних лет в исполнении Михаила Козырева, одной из звезд «Театра И», но не только. Лучше бы эту роль сыграл разве что Гришковец. Этот демон, за неимением других хлопот, любит поговорить о смысле жизни, довольно мало о нем зная и с трудом ориентируясь в прочитанном. Пожалуй, ему бы не помешала процедура, описанная Киплингом: «мы выбили хлам брошюр и газет, и пыль, и старый сквозняк, и уйму краденных душ…» Ну, или просто прочитать стихотворение Полозковой про яблоко:
попробуй съесть хоть одно яблокобез вот этого своего вздохао современном обществе, больном наглухо,о себе, у которого всё так плохо;
Возможно, это лечит. Возможно, это отгоняет бесов. Всех, кроме одного – самой Верочки. Которая выходит в последней части спектакля и играет ее (сюрприииз!) Вера Полозкова. Здесь уже все перечисленное идет вперемешку: и зеленоглазые мальчики, и горькое счастье своей исключительности, и мысли о всевышнем и его проявлениях. И здесь появляется мысль о старости и смерти.
По преданию, Таис Египетская, образом жизни похожая на свою знаменитую афинскую тезку, встретилась с монахом Пафнутием, который рассказал ей, что христиане знают способ, как спастись от смерти. Насколько можно судить, Таисии было под сорок, а полторы тысячи лет назад это было примерно вдвое больше, чем сейчас. Верочка идет с заметным опережением:
Нас вот так же, как их, рассадят по вертелам,Повращают, прожгут, протащат через года.И мы будем квартировать по своим телам,Пока Боженька нас не выселитВ никуда.
До тесной кельи в угрюмой скале дело пока не дошло, но в наше время попасть в келью, опять же, проще, чем когда либо – достаточно запереть дверь в квартиру и не входить в Интернет.
В конце каждого эпизода персонаж поет эстрадную песенку под светомузыку и изображает легкий стриптиз, освобождаясь от своих костюмов. Поют отчаянно плохо и, судя по всему, «так по сюжету надо». О том, что Павлу Артемьеву петь не следует, мы все знаем лет с дюжину, но он, по крайней мере, умеет: все-таки человек учился в двух европейских консерваториях. Так что если он фальшивит – очевидно, так и было задумано. Вероятно, жизнелюбивые легкомысленные песенки и танцы на многоярусной конструкции – это как горящая простыня в буддийском порно (если верить Пелевину), символ иллюзорности и скоротечности земных наслаждений.
После «стриптиза» все герои остаются в серых рубашках, символизирующих аскезу и отречение от мира. И откуда-то сверху, с той стороны слепящих софитов Вера декламирует финальное стихотворение.
Каждый из нас - это частный случай музыки и помехТак что слушай, садись и слушай божий ритмичный смехТы лишь герц его, сот, ячейка, то, на что звук разбитОн - таинственный голос чей-то, мерный упрямый битОн внутри у тебя стучится, тут, под воротничкомТут, под горлом, из-под ключицы, если лежать ничкомСтоит капельку подучиться - станешь проводникомБудешь кабель его, антенна, сеть, радиоволнаЧтоб земля была нощно и денно смехом его полна…
Полагаю, нашему современнику это понятнее, чем откровение Иоанна. Хотя и без символических излишеств, вроде Блудницы на Звере. Смысл примерно, по моему малопросвещенному мнению, тот же. Есть миллион вещей, которые каждому поколению и каждому человеку приходится открывать для себя самим, и старые книги старые люди если и помогут, то лишь чуть-чуть. Очень здорово, что «Политеатр» участвует в этой переменке.
Важное замечание: «Вера», «Верочка» в этом тексте – персонаж, созданный писателем Верой Николаевной Полозковой. Про жизнь и душевное состояние последней мне ровным счетом ничего не известно, и от предположений я воздерживаюсь. Я не путаю Пушкина с Онегиным и другим не советую.
ТЕКСТ: Леонид Диденко
ФОТО: Анна Колесникова
ВИДЕО: Роман Воробьев
